Когда мы пытаемся представить, как развлекалось большинство наших предков, мы не должны забывать, что, как правило, они жили в сельских местностях, на большом расстоянии друг от друга. Для большинства людей все сношения ограничивались пределами одной деревни. Деревенские состязания в крикет, суматоха футбола или бега на лужайке были весьма отличны от «организованной атлетики» современной арены. Но в основном люди совершали «упражнения» в ходе своей работы – когда обрабатывали землю, шли или ехали куда-нибудь по своим повседневным делам. Для высшего и среднего класса верховая езда была обычнейшим занятием.

Наиболее обычными и доступными спортивными развлечениями являлись рыболовство и ловля всевозможных птиц, особенно (хотя и не исключительно) дичи. Англия тогда изобиловала дичью и множеством птиц, которые теперь стали редкими или совсем вымерли, начиная от дрофы дюн и орлов Уэстморленда и Уэльса до множества более мелких пород, которые еще уцелели и описаны Бьюиком. Большая часть земель строго охранялась их владельцами, но обширные пространства были открыты всякому, кто мог раздобыть сеть или ружье или умел хорошо ставить силки. В царствование Анны, да и в течение всего столетия, болота и пустыри около Кембриджа являлись обычным местом совершенно беспрепятственной охоты студентов, откуда они возвращались с фазанами, куропатками, утками, бекасами, голубями и цаплями. Во всех частях прекрасного острова заброшенные пустоши, рощи и болота, предназначенные в ближайшем будущем к осушению, запашке или застройке, оставались пока убежищем для множества дичи всякого рода. Англичанину достаточно было отойти на несколько ярдов от своего дома, чтобы вступить в общение с прекраснейшей природой, а его любовь к охоте заставляла его бродить повсюду.

Лишь незначительная часть деревенских жителей имела представление о городской жизни. Большая часть народа оставалась всю свою жизнь под влиянием Пана и его чар. Духовную пищу английских детей составляли истории, рассказываемые у камина, о «домах, посещаемых призраками, о феях, духах и колдуньях», которым верили, быть может, только наполовину, но которые вызывали приятную дрожь. Теперь, когда изобличенная колдунья не подвергалась опасности быть тотчас повешенной или утопленной, распространение таких легендарных историй не могло причинить особого вреда. Для простого народа, не затронутого скептицизмом города, феи еще продолжали танцевать в лесах, хотя, когда путник проходил около кустов, они всегда исчезали. Книг в деревне было мало. Простой фермер и коттер не видели другой печатной продукции, кроме Библии, молитвенника и баллад.

А поэтому даже в конце «века разума», в период существования искусной поэзии у господствующих классов, в английском народе не умерла вера в чудеса. Вордсворт приписывает высокое развитие своего воображения отчасти историям о феях и балладам сельского севера, которые он слышал в детстве вопреки рационализму школы XIX столетия. Никакие городские газеты или журналы еще не штамповали одинаковых представлений в сознании нации. Каждое графство, каждая деревушка были изолированы от мира и имели свои собственные традиции, свои интересы и свой характер. За исключением таких чрезвычайных событий, как, например, битва при Бленхейме, деревенский народ мало интересовался чем-нибудь, кроме своих собственных дел. О тех делах, которые они знали и понимали, они делали свои острые и простые замечания, прибегая к выразительному диалекту своей местности. Человеческие драмы, происходившие ежедневно в их деревне – случаи браконьерства, приключения контрабандистов, вражда и любовь, привидения и самоубийства, ссоры мельника с трактирщиком или священника со сквайром, – все это давало достаточный материал для всяких сплетен и сенсаций.

Скверное состояние дорог вызывалось отсутствием соответствующего административного механизма, который бы следил за их восстановлением и починкой. Каждый приход, через который проходила дорога, должен был поддерживать ее в хорошем состоянии, используя для этого бесплатный труд фермеров в течение шести дней в году, без всякого контроля извне; один человек из местного населения выбирался в качестве смотрителя. Перекладывание бремени по починке дорог не на тех, кто этими дорогами пользуется, а на приходы, через которые дорога случайно проходит, было столь же несправедливым, сколь нелепыми были надежды на то, что фермеры, совсем не заинтересованные в этом, будут безвозмездно трудиться в качестве искусных строителей дорог. В результате всего этого лишь очень немногие прочные дороги были построены заново или поддерживались в хорошем состоянии с тех пор, как римляне оставили остров. В Средние века, когда торговля была невелика, это не имело большого значения. При последних Стюартах, когда торговля стала обширной и продолжала быстро расти, значение дорог возросло. Отсутствие их начало восприниматься как национальный позор. Поэтому в нескольких худших районах законами парламента была введена новая система дорожных застав для того, чтобы оплату расходов на починку дорог возложить на тех, кто ими пользуется. Когда Анна вступила на престол, охрана дорожных застав находилась в ведении местных мировых судей, но к концу ее царствования рядом статутов были учреждены специальные корпорации хранителей застав. Однако до начала царствования Ганноверского дома этим путем не было достигнуто ничего похожего на генеральную реформу. Дефо таким образом описывает главную дорогу в Ланкашире:

«Сейчас мы находимся в такой местности, где дороги вымощены мелким булыжником, так что по краям мостовой, ширина которой достигает обычно около полутора ярдов, можно идти или ехать верхом. Но средняя часть дороги, где должны ездить повозки, очень скверная». Зимой и в плохую погоду проехать по дороге на колесах и не пытались, а всадники отправлялись в путь ранним утром, чтобы попасть впереди вереницы вьючных лошадей, которых было трудно миновать на узком шоссе.

В этих условиях морское и речное сообщение, хотя и более медленное, имело большое преимущество перед сухопутным, особенно для перевозки тяжелых товаров. Рыбу можно было доставить из Лайм-Регис в Лондон на лошадях, часто сменяемых на станциях, но уголь везли сюда морем. Уголь, привозимый морем, облагался налогом, который шел на перестройку собора Св. Павла и на войну с Францией. Уголь был дешевле в тех городах Йоркшира, Ланкашира и западной части центральных графств, куда его можно было доставить с места добычи по таким рекам, как Колдер и Северн, так как уголь, транспортируемый по рекам, в отличие от доставляемого морем, не облагался налогом, не подвергался нападениям со стороны каперов Дюнкерка, его не обременяли и ограничения неудобной системы конвоирования, осуществляемого военно-морским флотом между Тайном и Темзой.

Владение рудниками и получение прибыли от их разработки не считалось унизительным для наиболее крупной земельной знати, так как в Англии, в отличие от большинства других стран Европы, все полезные ископаемые, кроме золота и серебра, считались собственностью владельца земли. В числе шахтовладельцев-аристократов того времени был, например, лорд Дортмут, которому принадлежали многие шахты Стаффордшира, расположенные около его имения в Сендвелле. Его соперником был некий Уилкинс, сельский джентльмен, про которого говорили, что он «захватил в свои руки угольные разработки Лестершира».

Для поддержки свода шахты тогда обычно оставляли угольный столб, вместо того чтобы употреблять деревянные подпорки. Были заложены шахты глубиной до 400 футов и даже больше, а в Ланкашире инженеры изобрели в 1712 году специальную машину для откачки воды из шахты, которая была описана как «первая настоящая паровая машина». В Тайнсайде для спуска тележек с углем к реке, где они грузились на специальные плоскодонные суда, предназначенные для перевозки угля, применялись деревянные рельсы. В окрестностях одного только Ньюкасла для перевозки угля использовали двадцать тысяч лошадей. С тех пор как шахты стали делаться более глубокими, чем в Средние века, участились взрывы, вызываемые рудничным газом, как это было в 1705 году в Гейтсхеде и в 1708 году в Честер-ле-Стрит, когда погибли сотни углекопов и был причинен «большой ущерб многим домам и людям на несколько миль вокруг. Один человек был выброшен из шахты, которая имела в глубину 300 футов, и найден на значительном расстоянии от места взрыва». Два года спустя, во время другого взрыва в Беншеме в том же северном Дареме, погибло еще восемьдесят человек. Но было еще довольно значительным и число поверхностных разработок угля; на западе было много мелких угольных разработок, каждая из которых производилась двумя-тремя углекопами, а иногда даже и одним человеком.