— А ты чего не играешь? — спросил Дима, усаживаясь рядом стелохранителем.

Бармен быстро подал им огромные бокалы пива.

— Неохота пока. Я гостя жду из Казани, — пояснил Граф. — Мыс ним играли две недели назад. Может, помнишь, чернявый такой. Я его тогдаобыграл, и он обещал сегодня приехать.

— Не помню. Ты бы видел, как меня сегодня один старикашкауделал. По всем статьям. Пришел — хромой такой, с палочкой. Я его сначалапросто раздел. А потом он меня натянул. Играл классно, — уважительно сказалДима, поднимая кружку с пивом.

— У тебя выиграл? — не поверил Граф. — Откуда такой взялся?

— Еще как выиграл, — покачал головой Дима. — Кавказец тутодин вертелся. Все время ставил против меня. Я, честно говоря, подумал, чтоподставка, профессионала привезли. Этот старичок здорово играл. Но кавказецденег брать не стал, отказался. Играл, говорит, на удовольствие. И я понял, чтоне кидалы они. Старичок ради удовольствия сюда пришел. Может, еще придет.

— А имя его ты спросил? — оживился Граф. — Может, кто-то изстариков? Еще с войны, знаешь, какие мастера бывали. Я в детстве их ударывидел. Фантастика!

— Может быть, — согласился Дима, — может, и придет. Акавказец точно придет. Дело у него к тебе есть.

— Какое дело? — нахмурился Граф.

— Не знаю. Я ему сказал, чтобы к двум часам подвалил. Ты небеспокойся, у меня глаз наметанный. Он человек надежный. Я его предупредил, чтоесли «хвост» приведет, мы ему башку свернем и самого вместе с ментами удавим.Как будто понял.

— Что значит надежный? — занервничал Граф. — Кто он такой?Откуда ты его знаешь?

— Придет, увидишь, — загадочно сказал Дима, — у него игрушкаесть, как у твоего парня, — кивнул он на телохранителя, — поэтому он сам ментовне любит. Говорит, что от Романа пришел, от твоего друга. Того, с телевидения.

— С телевидения, говоришь? — мрачно переспросил Граф. —Ну-ну. Посмотрим, кто это такой. Михаил, — обратился он к своему телохранителю,— позвони на всякий случай ребятам, пусть еще трое сюда приедут. И игрушкипусть не забудут. Может, этот кавказец друг, а может, и не друг. Встретить егонужно будет.

Телохранитель тут же достал мобильный телефон. Услышав этислова, Дима покачал головой.

— Да не похож он на мента, — сказал он, — я тебе говорю, непохож. Дело у него к тебе, видимо, важное, поэтому и пришел.

— Ничего. Если человек надежный, то мои ребята ему непомешают. А если дешевка, решил нам тут цирк устроить, так мы ему самомупредставление устроим по полной программе, — с явной угрозой в голосе пообещалГраф.

Дронго в это время проявлял фотографии, которые сделал вкабинете Капустина. На столе Капустина были разбросаны бумаги, и Дронго снималтаким образом, чтобы они попали в объектив. На одной из бумаг было написано«Серебряная салатница». Надпись была зачеркнута, и сверху кто-то, очевидно, самКапустин, дописал «прекратить». Что именно прекратить и как была связана«Серебряная салатница» с работой телеканала, Дронго так и не понял. Но навсякий случай запомнил.

В полночь он оделся, чтобы ехать на встречу. И именно в этотмомент в дверь позвонили. Он осторожно подошел к двери, встал, как обычно,боком. Это была Лена. Он впустил ее в квартиру.

— Ты куда-то собрался? — спросила она.

— Да, — кивнул он.

— Так поздно?

— У меня дело.

Она смотрела на него, ничего не спрашивая, и он понял, чтодолжен объясниться. Возможно, она неправильно поняла его ночную поездку, решив,что он собирается ехать к женщине. Оправдываться было глупо и смешно. И Дронговдруг с удивлением услышал, что тем не менее объясняет ей, куда именно он решилпоехать.

— Я хочу поехать в бильярдную, где бывает Граф. Перед темкак я встречусь с Тархановым, я хотел бы поговорить с Графом.

— Понятно. Ты хочешь дожать ситуацию до конца, — тихосказала она. — Ты хочешь идти до конца, пока не упрешься лбом в стену.

— Наверно, — улыбнулся он. — Мой знак Зодиака Овен, а онибывают упрямые и настойчивые, прошибая головой любые стены. Кстати, я никогдане спрашивал, какой у тебя знак Зодиака? В последние годы я начинаю верить в такиевещи. Когда ты родилась?

— Не говори глупостей, — она все-таки улыбнулась.

— Без шуток, — он смеялся, чтобы сбить напряжение самойситуации, — ты же можешь сказать.

— Я Рыба, если это тебя действительно интересует, — улыбаясьв ответ, сказала Лена.

— Идеальная совместимость! — с воодушевлением воскликнул он.— У нас такие подходящие знаки гороскопа…

— Подожди, — прервала она его, коснувшись пальцем его губ, —подожди.

Она выглядела очень серьезной.

— Я хотела тебе сказать, — тихо начала Лена, — что большесюда никогда не приду.

Он молчал. По сценарию такого разговора он обязан спросить:«Почему?», обязан был возмутиться, уверять женщину, что она ему нужна. Он знал,что нужно говорить. Но он просто стоял и смотрел на нее.

Она провела рукой по его щеке.

— Спасибо, — неожиданно сказала она. — Не нужно ничегоговорить. Я могу привыкнуть к тебе, а ты слишком дорожишь своей независимостью.

И он стоял и молчал, ничего не опровергая и ни о чем неспрашивая. Просто стоял и смотрел на нее.

— Мне было с тобой хорошо, — улыбнулась она еще раз, — тыподарил мне ощущение забытого праздника. Но, как и всякий праздник, он долженкогда-нибудь кончиться. Я все понимаю. Ты слишком одинок, чтобы позволить себеиметь рядом другого человека. Ты слишком одинок.

И тогда он сказал:

— Ты даже не знаешь, какая это боль — терять любимогочеловека…

— Знаю, — улыбнулась она, — и сегодня тоже теряю. Навсегда.

Она сделала шаг к нему.

— Поцелуй меня, — попросила она, глядя ему в глаза.

Поцелуй был долгим и крепким. А потом она повернулась,открыла дверь и вышла. Она была сильной женщиной, очень сильной. Но,спустившись на один этаж ниже, она все-таки остановилась в последней безумнойнадежде, что он позовет ее. Но этого не случилось. Она стремительно побежалавниз.

А он, зная, что она будет ждать, стоял в коридоре, так и незаставив себя открыть дверь. Дважды он поднимал и дважды опускал руку. Она быласильной женщиной, а он не был таким сильным мужчиной.

В таком-то неопределенном состоянии чувств он и поехал навстречу с Графом, не забыв взять оружие. Бутафорские усы сейчас показались емуглупой уловкой, но он исправно наклеил их. Почему-то вся его тревога, все егочувства и жалость к самому себе и к ней, к ним обоим вылилась в жгучуюненависть к Графу. Сидя в такси, он холодно подумал, что сегодня его труднобудет остановить.