практически все, и прежде всего медицинские заключения. Само собой, без блата не обошлось, ибо тестюшка у нас как раз медиков курирует. Город маленький, все повязаны. Ну не мне вам говорить, не вам слушать.

– Итак?

– Отличия от первоначального осмотра – налицо. Но самое главное: смерть наступила раньше, нежели Жога вернулся.

– Из чего же сие следует? – осведомился Гуров.

– Во-первых, из первоначального заключения. Со времени смерти трех часов не прошло, потому и определили с точностью до получаса. Примерно в двадцать один час.

– Принимается, – кивнул сыщик, – давай дальше.

– Во-вторых, Жога успел на ночную рабочую электричку на Поварово, на двадцать два десять.

– Стоп. Там на платформе нет кассы, как определили?

– Нет кассы, правда. Однако по составу крейсируют кондукторша и охранник, они видели его в вагоне дважды – когда проходили в голову поезда и обратно.

– А лет им по сколько? – поинтересовался Крячко.

Адвокат улыбнулся, покачал головой, мол, хорошая идея, но нет:

– Лет им предостаточно, чтобы панк не слушать. На опознании они без колебаний показали: он. Был до звона замерзшим, ноги насквозь мокрые, сидел в носках… Охранник газеткой поделился, набить ботинки.

– Понятно, давай дальше.

– Я настоял на проведении ряда дополнительных исследований. Разумеется, у независимых экспертов. В общем, в итоге общими усилиями истинную картину воссоздали.

– Ну, ну?

– Из мелкого: кровоподтек на лице – след скользящего удара, слабого, неуверенного и мятого, скорее пощечины.

– Почему ж след от этого слабого удара такой сильный?

– У него сосуды уже были никудышные, тонкие, быстро появлялись излияния.

– Что значит «уже»?

Личман, вздохнув, карандашом обвел нужное место в заключении:

– Раковый процесс в желудке шел, полным ходом, отдавая в позвоночник. Плюс энцефалопатия, плюс полинейропатия, тромбофлебит конечностей, ну и еще масса всего.

– А он, бедняга, лидокаинчик от спины колол.

– Именно.

– Но все-таки причина смерти?

– Все-таки летальная гипотермия. Причем процесс умирания был растянут, то есть какое-то время он жил. Примерно час.

– Невесело, – мрачно заметил Крячко, – было время раздеться, вещички сложить…

– Да, парадоксальное обнажение в классическом виде, для учебника, – согласился Личман, – и все-таки отмечу такого рода деталь, не относящуюся к морозу: сломанные два ребра.

– Слева сзади? – быстро уточнил Гуров.

– А, заметили? Ну что, в самом деле, кому я тень на плетень навожу. Верно, слева и сзади.

– И что это, след побоев?

– Нет, Лев Иванович, с наибольшей степенью вероятности – это наезд. Вот, сами смотрите.

«Однако, – Гуров взвесил на руке стопку, – вот эти-то эксперты старались на совесть, и все предельно внятно. Чего тут? Полные переломы двух ребер слева с признаками сгибательных, кровоподтек с массивным кровоизлиянием в подлежащие мягкие ткани в подлопаточной области… ссадины в области проекции коленного сустава слева с признаками прижизненности. Прелестно».

– В самом деле, спасибо, интересно, – искренне признал сыщик.

Все-таки всегда замечательно, когда человек сам, из любви к собственному искусству, делает куда больше, чем обязан.

– А дорога-то оживленная? – подал голос Станислав.

Вот ведь, а казалось, что все это время он ни малейшего интереса не проявляет, своими делами занимается.

– Нет, дорога не то что не оживленная, пустынная, – пояснил Личман, – заброшенная объездная дорога, сплошные заборы, к тому же заканчивается шлагбаумом.

– Ну, это уже к делу не относится, – решительно заявил Гуров, бросая на коллегу красноречивый взгляд, – там люди взрослые, сами разберутся.

Личман плотоядно ухмыльнулся:

– Да уж… теперь точно. Разберутся. Само собой, Игорь Вадимович немедленно отбыл в отпуск по семейным обстоятельствам – ничего, пусть побегает покамест, дальше поводка не уйдет. Следак принял, как его…

– Степан Рожнов.

– Ну да, так. Вы же с ним были на месте?

Гуров подтвердил и осведомился, как Степа к этому отнесся.

– Да никак. Папку забрал и отправился работать, с ним неинтересно. Вот этот ушлепошник так вдарил по тапкам – любо-дорого. Умный щурёнок, чего не отберешь у него, сорвался – и под корягу.

– Сергей, ты откуда такой кровожадный? – спросил сыщик, усмехаясь. – Чего тебе этот Рокотов?

– Ничего, – двусмысленно улыбаясь, отозвался адвокат, – но вы ж понимаете, Лев Иванович, прокуроров бывших не бывает.

Гуров не удержался от ухмылки такого же двусмысленного характера:

– Вечно я забываю, что ты из этих.

– Из них самых. Но это, как вы верно отметили, дело уже другое.

Прощаясь, Лев Иванович напомнил:

– Документы забыл.

– Нет, это я вам отксерил – экспертизки, пальчики, биллинг с телефона Жоги, или не надо?

– Давай, пусть будет. А чего с пальчиками?

– Много их. Вот, кстати, задачка: кто-то избирательно протер ручки и посуду: кастрюлю, даже разбитый бокал – помните, на ковре?

Гуров кивнул.

– А вот кружку из-под чая не тронул, вся Жогиными пальчиками заляпана. Следовательно, «прибирался» не он…

Проводив Личмана, Гуров вернулся в кабинет и застал Крячко за бодрым накрытием походного стола.

– Для вдохновения, – пояснил он, – как раз самое время.

Лев Иванович взглянул на документы, оставленные адвокатом, вспомнил про папочку с надписью «Сид. Разное» – и только рукой махнул.

– А, давай.

– …Тебе, Левушка, пора с салаг деньжата брать, за раскрутку, – заметил Станислав после второй, – вот сейчас приподнимется парень. Шутка ли, такую персону отмазал, и к бесу подробности.

– Ничего. Нам наградой: правосудие и правопорядок, – благодушно отозвался Гуров.

Великолепный коньяк, ничего не скажешь, наши адвокаты таки да имеют вкус.

– Так и что получается? – с аппетитом жуя сыр, вопрошал Крячко. – Жога этот весь такой невиноватый, так?

– Что