разгоряченный, в своей синей рубашке с распахнутым воротом, обнимал Хелен за плечи. Рассказывал забавные истории, шутил… Томми ни разу не видел, чтобы Марио так себя вел с чужаками. Хотя откуда мне знать? Я ни разу не видел его с чужаками. До сегодняшнего дня.

Выпив еще по кружке, они вернулись в машину. Марио снова следовал указаниям Хелен, и Томми не удивился, когда они остановились на пустынной аллее.

Присцилла льнула к нему с той минуты, как они отъехали от бара. Он подтянул ее ближе, поцеловал, и она не стала протестовать.

С переднего сиденья доносились смешки, шепот, шуршание и приглушенный смех.

— Скромный, да? — пробормотала Присцилла. — Люблю скромных мальчиков. Лучше, чем жадные кобели.

В автомобиле она сделалась как-то красивее и теплее, мягкая под его ладонями и губами. И она не останавливала его руки, как Маленькая Энн. Отрывочные звуки с передних сидений казались загадочно-возбуждающими. Сам толком этого не осознавая, Томми чувствовал, что как бы стоит на распутье. Смесь любопытства, неприязни и скрытого злорадства заводила. Он знал, что причины происходящего неправильные, на мгновение заколебался, затем ощутил сконфуженное облегчение: по крайней мере он не выдал своей в некотором смысле ненормальности. В самый ответственный момент девушка хихикнула, и Томми стало тошно. Чувствуя себя грязным, он возненавидел и ее, и себя — за то, что сделал. Если вот это — «нормально», то пошло оно к черту. Что он там говорил? «Я бы не делал этого, если бы человек мне не нравился». Ага.

Знаменитое последнее слово.

Томми молчал, пока Присцилла поправляла задравшееся платье и расчесывала волосы, дергая головой в конце каждого движения. Немного приведя одежду в порядок, он упрекал себя за каждую минуту случившегося. Не стоило оно этого, черт подери, просто не стоило!

Спустя некоторое время к ним перегнулся Марио.

— Ну что, ребята, готовы ехать?

— Разумеется.

Томми хотелось убить парня за самодовольный тон, и он слышал эхо этого желания в своем собственном голосе.

Присцилла взяла его руку — Томми терпеливо снес горячее влажное прикосновение. Волосы Хелен были растрепаны на затылке. Томми раздражало, когда Присцилла причесывалась, но волосы ее сестры, взлохмаченные и мокрые от пота, внушали ему отвращение. И воротник у нее был грязный.

Марио завел машину. Хелен заметила что-то насчет того, что у них есть по девушке в каждом городе.

— По две, — весело поправил Марио.

— Останови там, за углом, — попросила Хелен, когда он свернул на указанную улицу.

Послушавшись, парень подарил ей долгий поцелуй, и Томми, повинуясь необходимости и условностям, последовал его примеру. Но все же он едва сумел сдержать вздох облегчения, когда девушки вышли.

Проехав немного вдоль улицы, Марио снова затормозил.

— Перебирайся ко мне вперед.

— Хорошо, — Томми перелез на переднее сиденье.

Марио рассеянно улыбался в пространство, и Томми неприязненно спросил:

— Понравилось, да?

— Не особенно, — откликнулся парень с тем же сводящим с ума добродушием. — Но я думал, тебе понравится.

А потом он вдруг вдавил педаль в пол, и они понеслись по темной улице, будто за ними черти гнались.

— Будь они прокляты, будь прокляты все эти тупые курицы!

Злой, опустошенный, ослабевший, Томми закрыл глаза. «Зачем, зачем, зачем?»

Бьющий в лицо ветер не приносил облегчения. Понемногу ветер стих — ход замедлился. Сбавив скорость, Марио сказал странным бесцветным голосом:

— Видишь, Том? Это ничего не значит. Совсем ничего. И стоило поднимать шум?

Еще с милю ехали молча, потом Марио снова заговорил, не глядя на Томми.

— Слушай, уже за полночь. Твои думают, что ты со мной. Мои — что я где-то загулял. Если им вздумается поделиться догадками — что вряд ли — мы придумаем, что сказать. Например, будто я слишком напился, чтобы вести, и мы заночевали у девчонок. Или еще что-нибудь. Давай поищем мотель.

Томми ощущал, как с его застывшим лицом творится что-то странное.

— Ты даже в баре не стал со мной сидеть — решил, что бармен нас заподозрил. А теперь думаешь, что нас пустят в мотель?

Марио внимательно разглядывал свои руки. От него до сих пор пахло пудрой.

— Мотель, где в такой час есть свободные номера, не будет привередничать. И на этой машине калифорнийские номера.

Домики для туристов выглядели грязноватыми и темными, но рядом горела зеленым неоновым светом табличка «Есть места». Хотя Марио оставил его в машине, через приоткрытую дверь маленького офиса Томми слышал глубокий голос, отвечающий на вопросы ночного портье. Марио вышел на улицу, заталкивая сдачу в карман, снова скользнул за руль и отогнал машину к дальнему домику.

Внутри было душно и тесно. Включив свет и вентилятор, Марио коротко глянул на Томми и снова отвернулся. Томми опустился на покрывало, и парень сказал:

— Мотельная индустрия сколотила миллион долларов на том, что сдвоенная дешевле двух односпальных.

Томми смотрел в пол.

— На репетициях ты говорил, что я еще не готов к двойному.

— Вот черт, — очень серьезно сказал Марио. — Я заставлю тебя спать на полу. Ты гей или где?

Раздеваясь, Томми обнаружил, что от него до сих пор пахнет Присциллой, и долго стоял в душе, яростно натираясь крохотным куском мыла, позволяя горячему потоку уносить отвращение. Вошел Марио и встал позади. Сперва он был очень тихий, потом, смывая пену с лица, все-таки заговорил — но не громче, чем требовалось, чтобы было слышно через шум воды.

— Каждый чертов раз, когда какая-нибудь сучка говорит, какое у меня классное тело, мне хочется схватиться за нож.

Несмотря на горячую воду, Томми задрожал. Парень продолжил тем же ледяным невыразительным тоном:

— Я подло поступил с тобой, Том. Я хотел, чтобы тебя от них отвернуло. Чтобы ты знал, что это ничего не значит. Но мне не следовало