Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом Тойра выполнил свое обещание и повез Найдёныша в…
…во сне он (Фриний? Тойра? Найденыш?) пытается заслониться: рукой прикрыть лицо, отвлеченными мыслями — воспоминание, которое…
* * *
Башня Ветреница, где разместили гостей господина К'Рапаса, называлась так отнюдь не из-за широкого основания, столь похожего на юбку какой-нибудь красотки, и не из-за просторного балкона, напоминавшего другую часть тела воображаемой девицы. О нет, всё оказалось намного проще и прозаичнее! Архитектор — видимо, в силу своего извращенного чувства юмора — спроектировал башню так, чтобы в стенах ее время от времени выли и стонали пойманные в хитросплетение невидимых пустот сквозняки.
Поскольку громче и чаще всего башня «пускала ветры» в верхней своей части, то там селили прислугу, господам же знатным предложили покои на нижних этажах, в «юбке». Ну а врачевателя — с одной стороны господина не знатного, с другой — давнего друга маркиза — поместили посередине.
— Пожалуйтесь К'Рапасу, — предложил Гвоздь. — Он наверняка устроит куда-нибудь пониже.
— Вы не знаете Никкэльра. Устроить-то устроит, но позубоскалить не преминет. Такой уж человек: любит при случае напомнить, что чего-то стоит. Он и за столом шумел про «давай на „ты“, поскольку теперь может себе такое позволить. Но я на Никкэльра не в обиде, все эти мелочи — мелочи. Он был искренен, когда радовался встрече со мной, уж я-то знаю.
— Ваше дело, — пожал плечами Кайнор. — И, кстати, ваш этаж.
Он поклонился и собирался было идти дальше, но врачеватель схватил его за руку:
— Постойте. Из всех нас тогда на тракте вы один были снаружи — и видели тоже больше остальных. А кабаргу… вы тоже видели?
— Нет. Вообще-то, мне было не до оленей, очень хотелось свою жизнь спасти.
— Эндуан и Шкиратль говорят, что кабарга словно вела их к тракту.
— Или они ее гнали туда — какая разница?
— Вы в самом деле не понимаете? После того, что я рассказал вам о… — Господин Туллэк сделал выразительное движение глазами, поскольку рядом стоял слуга с тройным канделябром и терпеливо ждал, чтобы сопроводить Гвоздя в предназначенные для него покои. — Догадываетесь, о чем я?
— Догадываюсь. Что с того, господин врачеватель? Это была просто кабарга, звено в цепи совпадений — не больше и не меньше. Между прочим, если вы полагаете, будто кто-то проявляет ко мне снисходительное внимание, как вы объясните, что Эндуан со свитой явился поздновато? Меня к тому времени вполне могли убить — первой же стрелой, окажись лучник чуть точнее, а я — менее удачливым. — Гвоздь покачал головой: — Фарт, господин Туллэк. Фарт и только.
За спиной у него кашлянули:
— Если позволите… — несмело качнул канделябром слуга. — Те разбойники, что на вас напали… это ж банда Висюля. Они редко когда убивали, обычно «щипали» и отпускали с миром. Им, говорят, потому и везло: из Висюлевых людей почти никто, даже если и попадался, с кумой не танцевал — или убегал, или в священные жертвы попадал. Он сам-то, Висюль, однажды и в петлю уж голову сунул, да веревка оборвалась, народ на площади закричал: «Знамение! Знамение!» — ну и отпустили его. С тех пор и прозвали Висюлем.
— Так, говоришь, не убивали? — переспросил Гвоздь.
— До последнего раза не убивали. Теперь, видать, зандроб попутал, позарились на большие деньги и согласились кого-то из вас порешить. Вот Разящая и клюнула в темечко, чтоб неповадно было впредь… другим в смысле — неповадно, — смутившись, пояснил он.
— Спасибо, дружище. Очень познавательно. Ну, господин Туллэк, спокойной ночи и приятных вам снов. — «Если ты после сегодняшней пирушки еще хоть немного соображаешь, то догадаешься что к чему и не станешь упираться. Иначе к утру весь замок будет знать, о чем мы тут трепались».
— И вам того же, — откланялся сообразительный врачеватель.
Гвоздя, как оказалось, поселили отдельно от Дальмина и Айю-Шуна, чему он даже порадовался. Те двое наверняка давно спят, им-то не нужно было давать представление перед пирующими господами. Да и события последних дней вряд ли заставляют их мучительно размышлять о собственной жизни и ее смысле, ой вряд ли!
«Кабарга, говоришь?»
Побросав на сундук бубен и прочие жонглерские вещицы, Кайнор встал у окна и распахнул ставни. Свечей не зажигал, не было необходимости — к тому же хотелось полумрака, покоя; лишь потрескивал огонь в камине, заставляя тени на стенах и потолке исполнять бесстыдные, жаркие танцы.
Ветреница, словно проникшись настроением этих плясок, тесно прижалась к наружной стене, опоясывающей замок. Комната же Гвоздя находилась почти вровень с нею, так что из окна он при желании мог выбраться прямо туда, на широкую каменную дорожку, с одной стороны которой — провалы бойниц, с другой сонно копошится далеко внизу внутренний двор маркизовой берлоги.
С трудом раздвинув внешние, зарешеченные, створки, Кайнор перебрался на стену. Он отошел подальше от Ветреницы и оглянулся: она нависала балконом-грудью над стеной, сильно выдаваясь наружу. Три других башни были примерно такой же конструкции, и отсюда Гвоздь смог разглядеть огоньки в караульных помещениях на их верхушках, рядом с храмовенками, где каждый желающий в любой момент мог вознести молитву к Сатьякалу. Еще одна храмовня горбила двускатную крышу во внутреннем дворе возле небольшого священного зверинца.
Здесь, на стене, вой и стоны Ветреницы были не слышны, зато сверху, с одного из небольших балконов, до Гвоздя вдруг долетело бренчание гитары. Кто-то, не видный Кайнору из-за высокого балконного ограждения, пел, подыгрывая себе, впрочем, довольно сносно.
— Отсмеялись, отлюбили, отпылали.
Пепел по ветру — как тень чужого мира,
будто слезы тех, кто разучился плакать, —
семенами выплаченной виры.
Внезапно Гвоздь узнал этот голос — и подивился: вот уж от кого не ожидал, так от Дровосека-младшего!
— Ветер в спину подгоняет, утешает.
Не задержимся, шагнем в полет, отчалим.
И не поцелуй — рукопожатье на прощанье —
гербовой печатью.
Мы здесь были. Но уже закрыты ставни.
Отсмеялись.
Отлюбили.
Отпылали.
Ты прошепчешь: «Может быть… любовь осталась?»
Я лишь промолчу в ответ: «Была ли?..»
Песня давно закончилась, а Эндуан всё еще перебирал струны, как будто не знал, что дальше.
— Ты хорошо поешь.
Ну конечно, Кайнор мог и раньше догадаться! Вряд ли бы юнец терзал гитару
