Кребс [снова упирается]. Без Дёница ни я, ни Геббельс не можем допустить капитуляцию.

Чуйков. Тогда вы не создадите правительство.

Кребс. Нет, надо создать правительство. Потом решить вопрос о капитуляции».

Соколовский позвонил из соседней комнаты Жукову, который согласился, чтобы немецкий полковник проконсультировался с Геббельсом по вопросу о капитуляции. После этого Чуйков приказал штабу одного из русских батальонов, занимающего позиции на передовой, вступить в контакт с противником, чтобы установить телефонную связь с Геббельсом. Вслед за этим возобновились переговоры с Кребсом:

«Кребс. Правительство Германии должно быть авторитетным.

Чуйков. А вы считаете, что при полном поражении Германии авторитет Гитлера сохранится?

Кребс [печально]. Вы видите наши страдания. Может быть, авторитет фюрера стал несколько меньше, но он еще велик. Его мероприятия никогда не смогут измениться. Новые люди, новое правительство будут опираться на авторитет Гитлера.

[Какой-то фанатик! Говорит серьезно. И внешность солидная: на мундире – генеральские красные петлицы с золотом, узкие погоны, ленточка за кампанию зимы 1941 года, Рыцарский крест, другие награды…]

Кребс [продолжает]. Может быть, база будет шире, демократичнее. Я это допускаю. Но мы хотим сохранить себя. И если Англия и Франция будут нам диктовать формулы капиталистического строя – нам будет плохо!

Соколовский. Мы не хотим уничтожать немецкий народ, но фашизма не допустим. Мы не собираемся убивать членов национал-социалистической партии, но распустить эту организацию надо. Новое германское правительство должно быть создано на новой базе.

Кребс. Я думаю, уверен, что есть только один вождь, который не хочет уничтожения Германии. Это – Сталин. Он говорил, что Советский Союз невозможно уничтожить, и также нельзя уничтожить Германию. Это нам ясно, но мы боимся англо-американских планов уничтожения Германии. Если они будут свободны в отношении нас – это ужасно…

Чуйков. А Гиммлер?

Кребс. Разрешите говорить прямо? Гиммлер думает, что германские войска еще могут быть силой против Востока. Он доложил об этом вашим союзникам. Нам это ясно, совершенно ясно!..

Чуйков. Тогда, господин генерал, мне окончательно непонятно ваше упорство. Бои в Берлине – это лишняя трата крови.

Кребс. Клаузевиц говорит, что позорная капитуляция – худшее, а смерть в бою – лучшее. Гитлер покончил с собой, чтобы сохранить уважение немецкого народа!

[Логика самоубийц! Мы расспрашиваем генерала о подробностях самоубийства Гитлера.]

Кребс. Было несколько свидетелей: Геббельс, Борман и я. Согласно завещанию, труп облили бензином и сожгли… перед смертью фюрер попрощался с нами, предупредил нас. Мы отговаривали его, но он настаивал на своем. Мы советовали ему прорваться на Запад…»

Присутствующие спорили с Кребсом о национал-социализме, о германском милитаризме и о будущем.

«Огромная усталость. Звонок. Советское правительство дает свой окончательный ответ: капитуляция общая или капитуляция Берлина. В случае отказа – в 10 часов 40 минут мы начинаем новую артиллерийскую обработку города.

Генерал-лейтенант Духанов. Команду я дам.

Кребс. Я не имею полномочий. Надо воевать дальше, и кончится все это страшно. Капитуляция Берлина – тоже невозможна, Геббельс не может дать согласия без Дёница. Это большое несчастье… <…>

Соколовский. Мы не пойдем на перемирие и на сепаратные переговоры. Почему Геббельс сам не может принять решение?

Кребс [снова и снова]. Если мы объявим полную капитуляцию Берлина, то все поймут, что фюрер погиб. А мы хотим создать правительство и сделать все организованно.

Соколовский. Пусть Геббельс объявит…

Кребс [перебивая]. Но Дёниц – беспартийный. Легче решить ему. Пусть он и капитулирует, чтобы не нести напрасных жертв.

Соколовский. Капитулируйте и объявите о новом правительстве. Мы вам дадим для этого рацию в Берлине. Вы свяжетесь и с правительствами наших союзников.

Кребс. Да, Геббельсу, пожалуй, придется на это решиться. Может быть, можно мне поехать к нему?

Соколовский. Можете ехать. Мы говорим вам все напрямую. У вас положение безвыходное; даже нет связи между Геббельсом и Дёницем. А после капитуляции Берлина мы дадим вам самолет или автомашину и установим радиосвязь.

Кребс. Нас не арестуют? Все военные, которые будут руководить капитуляцией, останутся на свободе? Или мы будем считаться пленными?

Соколовский. Мы не знаем, каковы будут решения союзных правительств.

Кребс. Я снова повторяю свой вопрос: что нас ждет после капитуляции?

Соколовский. Мы гарантируем членам нового временного правительства право снестись с союзными правительствами совершенно официально. Решения примут три союзных правительства и, повторяю, вам сообщат…

Кребс. Мне надо узнать, что думает доктор Геббельс. Надо сказать ему о варианте капитуляции Берлина.

Соколовский. Выступайте перед тремя союзными державами. Так как Гитлер умер, то у вас все полномочия.

Кребс. Когда мы получим связь?

(Кребс нервничает. 10 часов 40 минут. Началась наша артподготовка. Пролетели самолеты. Возвращается переводчик, он очень взволнован.)

Переводчик. Когда мы шли, я кричал: «Не стрелять! Мы парламентеры!» Наши мне не ответили. Русский майор тянул провод для связи. На углу улицы Принц-Альбрехтштрассе он был обстрелян и ранен в голову. Полковник фон Дуфвинг шел за мной. Потом он снял шинель, положил оружие на землю и пошел с белым флагом вперед.

Немцы открыли по нему огонь. Тут же стояли русские – ранило несколько бойцов и офицера – командира роты. Они стояли неподалеку, ожидая связи. Но ее нет до сих пор. С русской стороны она включена, а с нашей стороны нет. Вероятно, [немецкая] боевая группа не была информирована. Что же теперь делать? Ждать связи или возвращения полковника? Русские сказали, что с их стороны полковнику будет обеспечено беспрепятственное возвращение.

Кребс. Вернитесь и обеспечьте переход полковника обратно. Ведь все было точно обозначено на карте. Кто стрелял?

Переводчик. Должно быть, немецкий снайпер. К сожалению, русский майор, очевидно, умрет. Жаль…

Отыскали на карте улицу Принц-Альбрехтштрассе. Смотрим. «Тут отель «Эксцельсиф», – показывает переводчик. – Тут мы кричали, тут стрелял наш снайпер. Русские не стреляли по всему участку». Отметили на карте три квартала. Телефонный звонок из нашего батальона: немецкий полковник перешел к немцам, но связи пока нет.

Чуйков [переводчику]. Идите.