бывало солнце в полдень, не могут являться южным [пристанищем] солнца, по их предположению, солнце будет находиться в своей [крайней] южной [точке] еще на десять тысяч ли южнее [Жинани]. Если так, то в таком случае [крайняя] «южная [точка] солнца» окажется отстоящей от Лояна на двадцать тысяч ли. Если сейчас измерить путь солнца от Ло[яна] [на юг], то он не будет таким же [по длине], как [путь солнца] от полюса, ибо полюс находится много дальше [Лояна]. Если пройти сейчас на север три раза по десять тысяч ли, то и тогда, по всей вероятности, еще не достигнешь [места, находящегося] под полюсом. Но допустим, что достигнешь [его], [пройдя этот путь], — тогда это расстояние можно назвать расстоянием до места, [находящегося] под полюсом. Раз так, то оттуда до южной точки солнца будет расстояние пять раз по десять тысяч ли, а к северу от полюса также должно протянуться пространство, равное пяти отрезкам по десять тысяч ли. [Надо полагать, что] так же, как к северу от полюса [земля] простирается на расстояние пятидесяти тысяч ли, так же точно на востоке и на западе она распространяется на пятьдесят тысяч ли в обе стороны. Десять раз по десять тысяч ли в направлении с востока на запад и десять раз по десять тысяч ли с юга на север — вместе это составит миллион [квадратных] ли[887].

Цзоу Янь говорит: «Между небом и землей существует девять таких же [по величине континентов], как Поднебесная».

Как известно, во времена Чжоу[888] девять областей занимали с востока на запад пять тысяч ли и с юга на север также пять тысяч ли. Пять раз по пять будет двадцать пять — отсюда [площадь] одного континента составит два раза по десять тысяч [да еще] пять тысяч [квадратных] ли (25 тыс. кв. ли)[889]. Этому соответствует [площадь] Поднебесной. Если девять умножить на двадцать и пять тысяч ли, то получится двадцать два раза по десять тысяч да еще пять тысяч [квадратных] ли[890]. [Так выходит] согласно [вышеприведенному положению] из книги Цзоу Яня. Кто-нибудь может найти, что эти размеры чрезмерны, однако, по подсчетам и сопоставлениям, они оказываются даже слишком малы[891].

Конфуцианцы говорят:

«Небо — это воздух (ци), и поэтому оно, как таковое, недалеко от человека. Прав человек или не прав, имеет ли он втайне добродетельные намерения или дурной умысел, Небо тотчас все узнает и немедленно откликается на это, что и доказывает его близость к людям».

Но если обсуждать этот вопрос, исходя из действительного положения вещей, то окажется, что небо есть тело, а не воздух. Ведь человек рожден [из мельчайших частиц] неба, так как же можно сомневаться в том, что небо не воздух? [Небо] телесно и находится очень высоко и очень далеко от людей.

Некоторые астрологи[892] утверждают: «Небо удалено от Поднебесной на расстояние большее, чем шесть десятков тысяч ли». Некоторые математики вычислили, что окружность неба разделяется на триста шестьдесят пять градусов. Разделив, таким образом, окружность [неба] на градусы, [они] исчислили их величину определенным количеством ли. Если бы небо было действительно воздухом, а воздух же был бы подобен облаку или туману, то как же можно было бы тогда измерить его ли и исчислить градусами (ду)? Это доказывается также [на примере] двадцати восьми созвездий[893]. Эти двадцать восемь созвездий являются пристанищами солнца и луны, подобно тому как на земле почтовые станции служат местами отдыха для курьеров. Почтовые станции на земле — то же, что звездные пристанища на небе. Следовательно, имеющееся в книгах утверждение, что небо является телесной субстанцией, обоснованно, а не ложно. Исследование этого [вопроса] ясно показывает, что [небо] отнюдь не является некой туманной и бесплотной сущностью[894].

Книга семнадцатая. Глава третья. Времена правления

В мире принято считать, что в древности правители людей были мудрецами и правили, руководствуясь истинной справедливостью и высшей добродетелью (дао дэ). И поскольку они ни в чем не отступали [от пути добра], то во всем достигали успеха и дела правления были в полном порядке. Когда же правителями стали безнравственные люди, то они презрели высшую добродетель и истинную справедливость, а когда они сошли [с пути добра], то утратили все успехи и государство пришло в упадок. Все [мыслители] древности и современности придерживаются этого мнения. Почему? А потому, что они убеждены, будто совершенномудрая благость Яо и Шуня привела к всеобщему миру, а порочность Цзе и Чжоу[895] имела результатом смуту и их погибель.

Но по зрелом рассуждении скажу, что судьба имеет свой час, который определяется естественно сложившимися обстоятельствами и не зависит от добродетели и воспитания.

Все чиновники, как те, чье жалованье превышает сотню даней[896], так и те, чье довольствие не достигает и шэна[897], находясь при исполнении служебных обязанностей, управляют народом. Они действуют посредством административных мер, предписаний и наставлений, но оказывают ли эти наставления воздействие или нет, находится ли народ в состоянии умиротворения или в брожении — все это зависит от судьбы.

Случается, что люди обладают большими талантами и отличаются отменным поведением, однако когда они оказываются при исполнении служебных обязанностей, то [вскоре] их лишают должности. Но бывает и так, что люди ничтожных познаний и порочной жизни благополучно управляют народом и [долго] остаются на посту. [Говорят, что] в глубокой древности продвижение чиновников по службе или увольнение зависело от оценки их успехов. В зависимости от успехов даровались награды, а на тех, у кого успехов не было, налагались наказания. На деле же [карьера] определялась судьбой и уделом, а не действительными талантами и личными способностями.

Среди тех, кто рассуждает об этом, есть такие, кто берет за правило оценивать людей по их успехам. Они определяют достоинства людей по результатам [их деятельности]. Итак, по их мнению, благоустроение народа и спокойствие страны достигаются [управлением] мудрого правителя, а возмущение народа и кризис государства являются результатом действий дурного [правителя]. Поэтому, когда возникают такие страшные бедствия, как восстания, люди, рассуждающие [подобным образом], уличают правителя, обвиняют его в безнравственном правлении. Правитель покоряется и принимает вину на себя. Скорбь и душевные муки сотрясают его тело, но беды и несчастья от этого не уменьшаются и не прекращаются. Понапрасну будоражится сердце правителя.

В результате талантливый и умный государь подвергается незаслуженным упрекам. Однако общепринятое мнение именно таково.

Мудрый правитель может благополучно управлять народом, которому суждено жить в мире,