— Алан обвинил вас?

— Можно сказать и так, — улыбнулся Уайт. — А точнее, он пришел в страшную ярость. Но судите сами. Мы все потеряли поровну, а когда все затевалось, я его предупредил, что в таких делах никогда не бывает стопроцентной уверенности. Но он вбил себе в голову, будто я его надул, и хотел подать на меня в суд. Угрожал мне! Мне не удалось его убедить.

— Когда вы виделись с ним в последний раз?

Джон собирался взять печенье. Я заметила, что рука его зависла в воздухе, а взгляд обратился в сторону экономки. За время пребывания в школе бизнеса Уайт мог овладеть умением хранить невозмутимое выражение, но Элизабет в этой школе не училась, и на ее лице я заметила ничем не прикрытую тревогу. Это предупредило меня о том, что грядет ложь.

— Мы уже несколько недель не встречались, — сказал он.

— Вы были здесь в то воскресенье, когда он погиб?

— Думаю, да. Но он со мной не связывался. Если хотите правду, мы общались только через адвокатов. И мне не хотелось бы, чтобы вы решили, будто его дела со мной имеют какое-то отношению к случившемуся — к его смерти то есть. Да, он потерял определенную сумму. Мы все потеряли. Но он вполне мог это себе позволить. У него не было нужды что-то распродавать и так далее. Если бы у него не было таких денег, я бы ни за что не позволил ему участвовать.

Вскоре после этого я ушла. Я обратила внимание, что Элизабет не предложила мне вторую чашку кофе. Оба они ждали на пороге, пока я садилась в «Эм-Джи-Би», и продолжали стоять, провожая глазами мою отъезжающую машину.

[25] Robin — малиновка (англ.).

[26] Hen — курица (англ.).

[27] Whitehead — белоголовая мохуа (англ.).

[28] Redwing — дрозд-белобровик (англ.).

[29] Weaver — ткачик (англ.).

[30] Crane — журавль (англ.).

[31] Lanner — средиземноморский сокол (англ.).

[32] Kite — коршун (англ.).

[33] Говорящие фамилии из романов Чарльза Диккенса: Сквирс («Жизнь и приключения Николаса Никльби») — «странный, извращенный»; Бамбл («Приключения Оливера Твиста») — «путаник»; Кранчер («Повесть о двух городах») — «крошащий, ломающий».

Существует хорошо обозначенная дорога с односторонним движением в обход Ипсуича, что мне подходит, потому что это единственный город, куда мне не хотелось бы заезжать. Там слишком много магазинов и слишком мало чего-то еще. Живущим там людям это, возможно, нравится, но у меня остались плохие воспоминания. Мне доводилось возить Джека и Дейзи, моих племянников, в тамошний бассейн «Краун-пулс», и Богом клянусь, запах хлорки у меня до сих пор в горле стоит. На треклятых парковках вечно нет мест. Приходилось часами стоять в очередях, чтобы просто заехать и выехать. Не так давно там напротив станции открылся один из этих построенных на американский манер торговых центров, с десятком ресторанов быстрого питания и многозальным кинотеатром. Мне кажется, что подобные средоточия развлечений убивают город, но именно в таком мне предстояло встретиться с Ричардом Локком, любезно согласившимся уделить мне пятнадцать минут.

Я прибыла первой. К двадцати минутам двенадцатого я решила уже, что суперинтендант не явится, но тут дверь открылась и он вошел. Вид у него был сердитый. Я помахала рукой, сразу его признав. Это действительно оказался мужчина, бывший с Клэр на похоронах. У него, впрочем, не было причин обращать тогда на меня внимание. На нем был костюм, но без галстука. У суперинтенданта был выходной. Он подошел и тяжело сел, пластиковый стул прогнулся под массой тренированных мышц, и первое, о чем я подумала, что не хотела бы подвергнуться аресту с участием такого субъекта. Даже предлагая ему кофе, я чувствовала себя не очень уютно. Он попросил чаю, и я сделала заказ, купив ему заодно пирожок.

— Как понимаю, вас интересует Алан Конвей, — начал он.

— Я была его редактором.

— А Клэр Дженкинс — его сестрой. — Локк помолчал немного. — Она втемяшила себе в голову мысль, что брата убили. Вы тоже так думаете?

Этот угрюмый, резкий тон давал понять, что в нем бурлит гнев. А еще его глаза. Они впивались в меня так, будто он вызвал меня на допрос. Я не знала, как ответить. Не знала даже, как к нему обращаться. Ричард — слишком неформально. Мистер Локк — как-то неправильно. Детектив-суперинтендант — слишком по-киношному. Но я решила выбрать последний вариант.

— Вы осматривали тело? — спросила я.

— Нет. Я видел рапорт. — С видом почти недовольным полицейский отломил кусок пирожка, но в рот не положил. — На место происшествия прибыли два офицера из Лейстона. Меня привлекли исключительно потому, что я знал мистера Конвея. К тому же он был знаменитость и не мог не привлечь внимание прессы.

— Клэр представила вас ему?

— Пожалуй, на самом деле все было как раз наоборот, мисс Райленд. Ему требовалось помочь с книгами, поэтому она представила его мне. Но вы не ответили на мой вопрос: по-вашему, его убили?

— Думаю, это возможно. — Детектив хотел перебить меня, поэтому я поспешно выложила ему все. Рассказала о пропавших главах, приведших меня в Суффолк. Упомянула про ежедневник Алана, про встречи, намеченные на неделю после его смерти. Я не стала перечислять тех, с кем уже говорила, — мне показалось нечестно втягивать их. Зато впервые поделилась сомнениями насчет посмертной записки — почему она кажется мне не вполне настоящей.

— О том, что умирает, Конвей говорит только на третьей странице, — пояснила я. — Но он все равно умирал. У него был рак. В письме нет ни слова о том, что он намерен покончить с собой.

— Вам не кажется немного странным, что он отослал такое письмо своему издателю за день до того, как спрыгнул с башни?

— А если это не он его отослал? Вдруг кто-то прочитал письмо и сообразил, что его можно неправильно истолковать? Злоумышленники столкнули Алана с башни, а потом сами отправили письмо. Они понимали, что именно благодаря совпадению по времени мы неизбежно придем к ложным выводам.

— Сам я не допускаю, что пришел к ложным выводам, мисс Райленд.

Во взгляде Локка не читалось расположения, и, даже будучи немного раздражена, я, странное дело, признавала его право сомневаться во мне. Было в письме что-то, что я, как никто другой, обязана была заметить, но не заметила. Называя себя редактором, я не разглядела истину, находившуюся прямо у меня перед глазами.

— Есть много людей, не любивших Алана... — заикнулась я.

— Есть много людей, которые не любят многих других людей, но при этом не убивают их. — Он пришел на встречу с намерением сказать мне именно это и теперь, начав, не мог остановиться. — Чего люди вроде вас не понимают, так это что у человека больше шансов выиграть в лотерею, чем стать жертвой убийства. Вам известно количество убийств, совершенных за прошлый год? Пятьсот девяносто восемь — при населении почти в шестьдесят миллионов! Я вам скажу кое-что забавное: в некоторых частях страны полиция раскрывает по факту больше преступлений, чем их было совершено. Знаете почему? Процент убийств упал так значительно, что криминалисты получили возможность поднять дела, закрытые много лет тому назад. Я вот чего не понимаю: все эти убийства по телевидению — неужели люди не могут потратить время на что-то более полезное? Каждый вечер! На каждом чертовом канале! Зрители пялятся на это как одержимые. И что меня по-настоящему злит, так это факт, что все это не имеет никакого отношения к реальности. Я видел жертв убийств. Расследовал убийства. Я был здесь, когда Стив Райт убивал проституток. Ипсуичский Потрошитель — так его прозвали. Преступники не планируют такие дела. Они не пробираются в дом жертвы, чтобы сбросить ее с крыши, а потом отослать письмо в надежде, что его ошибочно истолкуют, как вы считаете. Они не напяливают парики и не переодеваются, как у Агаты Кристи. Все убийства, в раскрытии которых мне довелось принимать участие, были совершены под влиянием безумия, гнева или спиртного. Иногда всех трех факторов. И видеть это ужасно. Отвратительно. Вовсе не похоже на кино, где актер лежит на спине с пятном красной краски на шее. Когда видишь труп с торчащим из него ножом, становится тошно. В буквальном смысле. Знаете, почему один человек убивает другого? Потому что теряет голову. Есть всего три мотива: секс, гнев и деньги. Ты убиваешь кого-то на улице — втыкаешь в жертву нож и забираешь деньги. Ты повздорил с приятелем, разбил бутылку и распорол ему горло. Или ты убиваешь из ревности. Все убийцы, которых я встречал, глупые скоты. Не интеллигенты. Не богачи и не аристократы. Глупые скоты. И знаете, как мы их ловим? Мы не задаем им хитрых вопросов, доказывая, что у них нет алиби и они находились совсем не там, где утверждают. Мы ловим их благодаря камерам видеонаблюдения. В половине случаев преступники оставляют на месте свою ДНК. Или приходят с повинной. Возможно, когда-нибудь вы опубликуете книгу про настоящие убийства, хотя, даю вам слово, никто