– Милая Луиза, – знакомый писк заставил женщину вскочить, – что пишет ваш чудесный сын?

– Ваше величество, у него все хорошо.

– Надеюсь, они скоро вернутся, – тихо произнесла Катарина, вновь склоняясь над сонетами Веннена. Луиза очень не хотела верить ее величеству, но верила. Потому что унять Манриков мог только Первый маршал.

Луиза свернула письмо и положила на стол. Никаких тайн в нем не было, и его наверняка прочли еще до того, как передали ей. Манрики и прочли. Теперь все проходит через веснушчатые руки Леонарда, и это противно. Луиза со злостью всадила иголку в натянутый на пяльцы ядовито-зеленый шелк, на котором распускалась поросячьего цвета роза. Дворец вообще заполонило розовое и зеленое, одно слово – Манрики!

Госпожа Арамона мечтала о том, как вернется монсеньор и задаст трепку обнаглевшим выскочкам. И это при том, что ей и девочкам ничего не угрожало. Новый кансилльер прямо сказал, что рассчитывает на помощь госпожи Арамоны и умеет быть благодарным. Леопольд и Леонард ненавидят королеву, она тоже – отчего же так муторно?

– Ваше величество, в парадной приемной кансилльер, – баронесса Заль присела в реверансе, но сделала это нагло. Гадина раньше на брюхе ползала и медом истекала, а теперь чуть ли не в глаза шипит. И не она одна… Благородные дамы, причеши их хорек!

– Пусть войдет, – Катарина Ариго отодвинула книгу, но не закрыла, словно собираясь вернуться к прерванному занятию. Временщик мог входить куда и когда угодно, разрешение ему не требовалось, но королева упорно вела себя… как королева!

– Граф Леопольд Манрик, – Залиха произнесла имя кансилльера с таким же придыханием, как раньше произносила имя кардинала, – просит ее величество выйти в малый кабинет.

– Нет, – спокойно произнесла Катарина Ариго. – Королева Талига выходит лишь к своему супругу и его высокопреосвященству.

Баронесса заткнулась и выползла из гостиной, Катарина уткнулась в свои сонеты. Неужели читает? С нее станется!

2

Королева выиграла – граф Манрик появился в дверях и отвесил вполне учтивый поклон. Ее величество медленно подняла голову от книги, и не подумав задрожать. Оно и понятно, при лисице зайчика из себя лучше не корчить.

– Мы удивлены вашим визитом, – Катарина казалась слегка раздосадованной. Как человек, которого отвлекли по пустякам от важного дела.

– Ваше величество, – Луиза была готова поклясться, что бывший тессорий лопается от злости, – я настаиваю на приватной аудиенции.

– Граф, – голос Катарины оставался тихим, – вы просите о невозможном. Для человека, чей сын – придворный церемониймейстер, подобное незнание этикета по меньшей мере странно.

– Ваше величество, уверяю вас, это для вашего же блага.

– Вы забываетесь, – четко произнесла Катарина Ариго. – Прошу вас немедленно удалиться.

Может, Манрик и был опытным царедворцем, но он был рыжим, а рыжие чуть что – звереют. В Кошоне был рыжий лавочник, зарубивший топором ущипнувшего его гусака. Кансилльер выглядел не лучше, однако сдержался и вышел. Даже дверью не хлопнул. Катарина обвела взглядом придворных дам и девиц.

– Баронесса Заль, – королева была само сочувствие, – мы видим, что вы нездоровы, и отпускаем вас.

– Ваше величество ошиблись, – квакнула Залиха, – я здорова.

– О нет, – грустно покачала головой Катарина. – У вас начинается лихорадка. Я знаю, как развивается эта болезнь. К несчастью, она весьма заразна. Вам следует вернуться домой и пригласить врача. Герцогиня Колиньяр, баронесса Мей, баронесса Заль ваша близкая подруга, вы могли от нее заразиться. Мы вас также отпускаем.

Три титулованные жабы позеленели, но перечить наглости у них не хватило. Катарина вернулась к своим сонетам, а Луиза проводила взглядом выставленных с позором баб и прикусила губу. Пташка таки оказалась кошкой, но радости от осознания своей правоты госпожа Арамона не чувствовала. Больше всего ей хотелось схватить в охапку Айрис и Селину и убраться подальше, но это было невозможно. Вдова капитана Лаик вновь взялась за вышивание.

Королева читала или делала вид, что читает, время от времени перелистывая страницы, десятка полтора куриц, крыс и каракатиц сидели по углам, стараясь не глядеть друг на друга. Луиза покончила с поросячьей розой и занялась обсевшими ее золотыми пчелками. Вышивка получалась гаже некуда, но дуэнья должна вышивать розочки, это одна из основ мироздания.

Дверь распахнулась, пропуская капитана Личной королевской охраны, не озаботившегося даже постучать. Леонард Манрик поклонился и ледяным голосом возвестил:

– Его величество король Талига.

3

Фердинанд изменился, так изменился, что Луизе стало страшно. Куда делся счастливый, улыбающийся человек, ворвавшийся в приемную с известием о фельпской победе?! Глаза короля были красными, щеки обвисли, носовые складки стали глубже раза в два.

Королева порывисто вскочила навстречу супругу, но остановилась, словно налетев на невидимую стену, опустила глаза и сделала реверанс.

– Счастлива видеть ваше величество в добром здравии.

Да уж, в добром… Фердинанд или болен, или ему так худо, что хоть ложись и помирай. Его величество казался стариком и одновременно походил на испуганного ребенка. Бедняга затравленно оглядел гостиную, оглянулся на вошедшего с ним кансилльера и произнес:

– Прошу нас оставить.

Курицы, жабы и родственницы Приддов шарахнулись к дверям, и тут на Луизу накатило. Воспользовавшись суматохой, женщина, прикрываясь пяльцами, отступила в глубь комнаты и юркнула за расшитый цветами занавес, отделявший Жемчужную гостиную от Голубого будуара. То, что она затеяла, было неописуемой наглостью и еще более неописуемой глупостью, но нахальство города берет. Госпожа Арамона должна знать, что происходит, и госпожа Арамона узнает.

В будуаре было сумрачно, пахло лилиями, сквозь спущенные шторы пробивался слабый свет. Луиза вжалась в стену у дверного проема и замерла, готовясь, если надо, простоять и час, и два, и три. Что-что, а подслушивать дочь Аглаи Кредон умела: осведомленность о материнских настроениях и намерениях спасала от множества неприятностей. Луиза успешно играла с огнем лет с шести, но впервые проделывала это на пороховом складе. Если ее обнаружат, остается надеяться на то, что Манрики считают ее своей собакой, а Катарина – своей.

Вины перед королевой Луиза не чувствовала, перед Манриками тем более, уж слишком ретиво новый кансилльер и его сыновья распоряжались в чужом доме. Новые метлы, побери их Леворукий! Хуже всего, если о ее выходке узнает Фердинанд, хотя от него никакой угрозы и нет. Хорошие люди не заслуживают, чтобы за ними шпионили.

В гостиной молчали, и молчали пакостно. Скрипнуло кресло у стены (оно всегда скрипело). Кто-то сел. Его величество? Луиза слышала тяжелое дыхание и не сомневалась, что это король, которого было ужасно жалко.

– С разрешения его величества.