Липкий противный страх накатывался на меня. Это мой собственный страх окутывал меня липкой паутиной — я видел в нем себя, свое возможное будущее. До сих пор у меня не было даже мысли, что я могу вершить судьбы миллиардов, но теперь эта мысль заронена в мое сознание. Я почувствовал связь с миллионами душ, я слился с гигантским океаном ментальной энергии, вдохнул манящий аромат абсолютной власти. Те кто говорят, что самое простое — отнять леденец у младенца, никогда не пробовали сами сделать это. Я тот самый младенец, а новая вселенная, открытая мне пирамидкой, стала моим леденцом. Седьмым чувством я ощущал, что, убив стоящего передо мной человека, я тем самым разрываю свою связь с пирамидкой, лишаюсь ее любви и доверия. Но я должен его убить, иначе все теряет смысл.

Как всякий нормальный человек, я не могу всадить нож в человека только на том основании, что он у меня есть и человек кажется мне неприятным. Скорее всего именно это нежелание убивать и служит основой доступа к пирамидке. Нужно еще многое, чтобы стать ее хозяином… нет, не хозяином, грубое понятие, другом! Но главное иметь в душе твердое убеждение, что убивать и мучить живое существо нельзя! Я не смогу сделать этого, даже под угрозой собственной жизни — нежелание лишать кого либо жизни глубоко сидит внутри всякого нормального человека.

Нормального, но сейчас передо мной сумасшедший, обуреваемой несбыточной мечтой о мировом господстве. Ему сладостно видеть, как толпы людей, послушные его воле, идут на смерть, убивая других людей. Он упивается возможностью приказать им умереть, его воспаленное сознание жаждет преклонения и раболепства. Чингисхан, император Нерон, Гитлер и им подобные — не отцы ли вы подобных созданий, не с вас ли они лепят образ «светлого будущего» для всего человечества?

Много ли нужно для «счастья»? В расчете населения Земли — сущие мелочи. Уничтожить тех, кто недостоин жизни, тех, чья кровь разбавляет и портит кровь истинных народов. Сколько таких наберется по всему миру — миллионов сто-двести? Сущие пустяки перед лицом нескольких миллиардов. Но и оставшиеся в живых, те, кому истинные властители разрешили продолжить свое жалкое существование, не имеют права быть людьми — это жалкий скот, рабы, необходимые для грязной работы и удовлетворения похотей своих господ. Итого, за вычетом выродков и рабов, остается не более десяти-двадцати миллионов — вполне достаточно для такой небольшой планетки, как Земля. Этими можно легко управлять, достаточно одного императора и им будет… догадайтесь кто?

Что тут скажешь — очень заманчивое предложение. Не перевод на вышестоящую должность и не повышение оклада. Даже не предложение продать Родину, раз уж пошло такое дело. Тебе не предлагают предавать какой-то жалкий клочок суши — тебе предлагают стать властелином Земли! Соглашайся, дурак, завтра может быть поздно, потом они найдут другого, не менее сильного и более достойного. Менее привередливого и разборчивого, более жадного до власти и крови. Соглашайся, а потом, когда отгремят бои, ты сделаешь все по-своему — «господ» в ящик, земли крестьянам, власть народам!

Было уже такое, милостивые господа, неоднократно было. Приходили господа в крахмальными воротничками и белоснежными манжетами, несли светлую мечту и через некоторое время манжеты по локоть пропитывались кровью. Сперва врагов, потом тех, кто сомневался, что враги на самом деле были врагами, затем кровью тех, кто знал, что убивали невиновных. Нельзя человека сделать счастливым через смерть и кровь, отравляют они его душу, делают безжалостным и убогим. Жалость — единственное чувство, достойное человека. Сильный не добивает слабого, а жалеет его и помогает ему стать сильным. В жалости нет ничего зазорного. Правда, многие путают жалость с равнодушием и объявляют их недостойными человека.

Ну же, Сеня, сделай свой выбор!

«Сеня, ты что задумал? — встревожилась Эвелина, — Я перестала тебя чувствовать, ты ускользаешь от меня. Мне страшно, Сеня!»

Эва, девочка моя, как мне будет тебя не хватать, но тебе не место в этом царстве. Здесь место только избранным. Прости, дорогая, ты столько сделала для меня, ты верила, что у нас есть совместное будущее и когда-нибудь ты родишь мне сына. Ты еще не чувствуешь этого, но я знаю, что он растет в тебе — твоя мечта сбылась. И все равно ты лишняя на этом празднике. Лишняя, как и все те, кто сейчас лежит, скрючившись от невыносимой боли за дверями этой комнаты, на лестницах и улице вокруг этого полутемного подвала. Прощай, Эва, мы еще встретимся потом, в другой жизни!

Я сплел в тугой комок бешенное чувство ненависти и выстрелил в защиту собеседника острием черного пламени. Защита рухнула в одно мгновение. Еще мгновение назад мы были равны в своих силах, у каждого был щит и меч, но сейчас он ошибся. Ему казалось, что я расслабился, успокоился и готов к тому, чтобы выпить чашу с ядом. Готов встать рядом с ним у трона всепланетной империи, продать своих друзей за горстку бриллиантов и возможность безграничной власти.

Еще один удар и мы сможем уйти отсюда, удрать, убежать, спрятать пирамидку от всех прочих любителей властвовать над народами. Как маленькие искорки вспыхивали в моем мозгу чужие сознания, вливая в меня шум ветра, шелест морской волны и щебет птиц. Черный небосвод сознания стремительно превращался в сияющий купол. Я сжал его, стараясь придать форму копья, но он упруго напрягся, не желая поддаваться моей воле. Вот это силища, вот это мощь — невольно восхитился я.

Тем временем господинчик растерянно тряс головой, моргал, пытаясь понять, что произошло. Как получилось, что он в одно мгновение потерял свою драгоценную защиту? Трепещи вражина, сейчас русский богатырь из тебя котлету делать будет, узнаешь, почем фунт лиха, хлебнешь горя полным лаптем. За похвальбой я упустил момент, когда он вытащил из другого кармана небольшую коробочку и с довольной улыбкой нажал кнопку.

Мир задрожал и начал плавится, плавно стекая в бушующие пламенем недра земли. Мое тело охватил невыносимый жар, боль вонзилась в каждую клеточку, мозг вспухал под натиском ощущений и образов. Вокруг меня плясали языки пламени, меня пронзали острые стрелы и пики, дикие звери вцеплялись в мою плоть и рвали меня на куски. Я свалился на бетонный пол, скрючившись в комочек, пытаясь защитить себя от огня, железа и клыков. Сквозь кровавую муть в глазах я видел, что господинчик чрезвычайно доволен результатом. Он спокойно подошел к Эвелине и вырвал из ее рук пирамидку, пнув при этом слабо дернувшееся тело ногой.

Он… пнул… мою… Эву? Гад… мразь… подонок! Напрягая остатки воли, я с трудом разогнул скрюченную в судороге руку, подхватил с пола непослушными пальцами какую-то железяку, и неловко швырнул ее в нашего мучителя. Он легко отскочил в сторону и довольно рассмеялся.

— Ха-ха-ха, молодой человек, браво, браво! Вам удалось устоять против генератора! Но это уже в прошлом, есть простой, но действенный способ борьбы со слишком живучими сенсами!

Он гадко ухмыльнулся, направил пистолет на Эву, и дважды выстрелил, наблюдая, как это отзовется на моем лице. Он наслаждался не самим убийством, его опьяняла возможность вершить то, что именно он посчитал нужным. Удовлетворившись увиденным, он вздохнул с явным сожалением, и выстрелил в меня. Мир почти погас…