Так это все-таки был вопрос! Во рту у Марии пересохло, и лишь громадным усилием воли она справилась с собственным языком.

– Да, – только и смогла она выдавить хриплый звук. – Да!

– Ты выйдешь за меня?!

Казалось, доктора поразил ее ответ. Эта темноволосая девушка, его пациентка, которую он знал так хорошо и в то же время так мало, соглашалась стать его женой! Лицо Кирициса расплылось в улыбке, и Мария ослепительно улыбнулась в ответ. Поначалу неуверенно, а затем со все возрастающей страстью он стал целовать ее, но потом, внезапно осознав, что за зрелище они, вероятно, являют собой на пустынной улице, Кирицис с Марией отстранились друг от друга.

– Мы должны вернуться на площадь, – наконец сказал Кирицис, вновь становясь прежним. – Людей может заинтересовать, куда мы пропали.

Он был прав: нужно было возвращаться, ведь эту ночь они должны были провести все вместе – даже если завтра каждый пойдет своей дорогой. К тому времени, как они вернулись на площадь, начались танцы. Сформировался огромный круг, и медленный танец пентозали был в самом разгаре. К танцующим присоединился даже Гиоргис: пожилой рыбак, который, что бы ни происходило, всегда сидел в сторонке, вышел в общий круг и без оглядки отдался всеобщему веселью.

Фотини первая заметила, что ее подруга вернулась на площадь под руку с доктором, и сразу поняла, что Мария наконец-то нашла свое счастье. Правда, парочка решила ничего никому не говорить этим вечером – Марии хотелось, чтобы Гиоргис узнал обо всем первым, а пьянящая атмосфера празднества была не той обстановкой, в которой она хотела бы сообщить отцу радостную новость.

Когда танец закончился, Гиоргис отыскал дочь и Кирициса. Сейчас ему хотелось задать Марии лишь один вопрос.

– Ты видела Анну? Она здесь?

В последнее время он практически оставил надежду на то, что его семья когда-нибудь воссоединится, но сегодня для этого появилась реальная возможность. Правда, Гиоргиса озадачивало долгое отсутствие Анны, ведь она написала, что собирается приехать.

– Отец, я уверена: раз она пообещала, то приедет, – бодро произнесла Мария и тут же почувствовала, как фальшиво прозвучали эти слова. – Почему бы нам не потанцевать? – предложила она. – У тебя сегодня, похоже, подходящее настроение.

Она отвела отца назад на площадку, и, когда зазвучала новая мелодия, они присоединились к танцующим.

Фотини трудилась в поте лица, поднося к столу тарелки с едой. Она обратила внимание, что доктор неотрывно наблюдает за тем, как танцует Мария, и порадовалась за любимую подругу, которая наконец встретила такого славного мужчину.

Уже успело стемнеть, ветер утих, и море было абсолютно гладким. Температура, похоже, не понизилась ни на градус – было так же душно, как днем. И люди, подходя к столам передохнуть между танцами, залпом опрокидывали себе в рот бокалы молодого вина, при этом проливая немалую его часть в пыль.

Когда закончился танец, Мария вернулась к столу, отыскала место возле Кирициса, и они одновременно подняли свои бокалы. Со стороны это выглядело как безмолвный тост.

Анна и Андреас были уже недалеко от Плаки. По дороге никто из них не произнес ни слова: оба были слишком поглощены своими мыслями. Андреасу пришло в голову, что теперь, когда Мария вернулась, Маноли мог бы возобновить помолвку, и когда они подъехали к деревне и издалека увидели бурлящую толпу, то он наконец нарушил молчание, заранее предвкушая, как подействует на жену его вопрос.

– Маноли? Женится на Марии? Только через мой труп! – завизжала Анна, внезапно придя в такую ярость, которой Андреас никогда еще не видел.

Казалось, в ее душе прорвало невидимую плотину.

– С чего это ты взял? – стала допытываться Анна, осознав, что назад дороги нет.

– А почему бы и нет? Они до этого были обручены и собирались пожениться, – поддел ее Андреас, останавливая машину.

– Замолчи! Да замолчи же! – с кулаками накинулась на мужа Анна.

Столь неистовая реакция как громом поразила Андреаса.

– О Боже! – проревел он, защищаясь от сыпавшихся чувствительных ударов. – Так ты и впрямь его любишь!

– Да как ты смеешь так говорить! – визжала Анна.

– Давай же, Анна, признайся! Я ведь не полный идиот, – сказал Андреас, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно.

Анна замолчала. Казалось, ее ярость утихла в одно мгновение.

– Я знаю, что это правда, – сказал Андреас ровным голосом. – На прошлой неделе я рано пришел домой, и он был там, с тобой. Как давно…

Анна теперь плакала и смеялась одновременно, она была на грани истерики.

– Много лет… – бормотала она, – Много, много лет…

Андреасу казалось, что алые губы жены улыбаются, словно даже сейчас она испытывала исступленный восторг. Если бы Анна все отрицала, это позволило бы ему отступить, оставило бы надежду на то, что он все же ошибся, но ее признание показалось ему сущим издевательством. Сейчас ему больше всего хотелось стереть эту улыбку с ее лица.

Уверенным движением он запустил руку во внутренний карман пиджака и вытащил пистолет. Анна даже не смотрела в его сторону. Ее голова была закинута назад, и круглые бусины ожерелья тряслись в такт неистовому смеху. Она была словно в бреду.

– Я никогда… – выдохнула женщина, полностью обезумев, опьяненная тем, что наконец говорит правду. – Я никогда никого не любила так, как Маноли.

Эти слова хлестнули воздух в салоне, словно кнут.

Стоя на площади, Кирицис наблюдал, как в ясное небо взмывают первые огни фейерверка. Ракеты планировалось запускать в воздух каждый час, пока не наступит полночь, и каждая из них взрывалась с раскатистым грохотом и снопом искр, которые отражались в спокойном море россыпью драгоценных камней. Когда первые залпы салюта смолкли, на мгновение воцарилась тишина, и музыканты уже собрались затянуть очередную мелодию. Однако до того как они успели это сделать, прозвучали еще два громких, каких-то необычных хлопка. Кирицис поднял голову, ожидая увидеть сноп мерцающих искр, падающих с неба, но сразу же стало ясно, что их не будет.

Около машины, припаркованной неподалеку от въезда на площадь, поднялась суматоха. Автомобиль подъехал всего несколько минут назад, а теперь на пассажирском сиденье лежала женщина. Кирицис бросился туда. На мгновение толпу охватило оцепенение. Мысль о том, что какое-то несчастье могло прервать их веселье, словно парализовала присутствующих, но они расступались, пропуская Кирициса.

Кирицис нащупал пульс женщины. Хотя он почти не чувствовался, она все еще была жива.

– Нужно ее перенести, – сказал Кирицис доктору Лапакису, который уже очутился рядом. Как по волшебству, из близлежащего дома появились половики и подушки, и двое крестьян осторожно спустили женщину на землю. По просьбе врачей толпа отодвинулась на пару шагов, чтобы не мешать им.