Вчера мне исполнилось девятнадцать. Мама готовила мне сюрприз, но я так и не узнал — какой.

Мою маму убили несколько недель назад. Я до сих пор не в состоянии произнести эти слова вслух. Комок в горле перекрывает доступ кислорода в легкие, я задыхаюсь и тону в постигшем меня горе. Тот, кто это сделал, не знал, что ей было ради чего жить. Он не задумывался, что она могла любить и быть бесконечно любимой. Он активировал артефакт, затем два раза ударил ножом. В два сердца. Потом он отрубил ей голову. Отрубил голову моей маме. И продал ее эрлийцам. Он решил заработать. Он даже не знал ее имени, он вообще ничего о ней не знал.

Ее звали Нимата, она была очень красивая. Я так и не смог ее похоронить, Тайный Город лишил меня того последнего, что любящий сын обязан сделать для своей мамы.

О том, что моих настоящих родителей убила Нимата, я узнал сразу после ее смерти. В архивах «Тиградкома» сохранилась информация о том, что Зеленый Дом проводил тогда операцию, в которой были задействованы черные моряны. Мои родители, обычные челы, оказались не в том месте и не в то время. Нимата, как и другие черные моряны, не ведала, что творит, она выполняла приказ. Никто не видел, как это произошло. Я бы никогда не узнал об этом, останься Нимата в живых. Но она погибла, и с ее смертью всплыл этот ужасный эпизод, который она так старательно скрывала.

Мою память о маме, о ее теплых руках и нежном запахе персиков в черных волосах изуродовала жуткая правда об обстоятельствах смерти настоящих родителей. Воспоминания детства — это единственное, что у меня осталось от мамы. И я не в силах отказаться от них, иначе я предам ее и снова потеряю, на этот раз уже безвозвратно.

Ненависть ядовитым жалом пронзила меня насквозь. Я ненавидел того, кто убил маму и был виновен в том, что я узнал правду о родителях. Я не простил того, кто изувечил ее тело и чуть не сделал это с моей памятью. Внутри меня родился зверь, питавшийся моим отчаянием и злостью, мысль о мести полностью захватила меня. Ненависть — это не то чувство, которое можно растратить по пустякам, понемногу выдавливая из себя в ежедневной суете. От него нельзя избавиться постепенно, ибо это чувство — единое неразрывное целое, соединяющее непримиримых двоих: того, кто ненавидит, с тем, кто оказался причиной столь сильных чувств. И связь эта настолько глубока, что не может прерваться сама по себе, однако она ежедневно и ежеминутно давит на мое воспаленное сознание, напоминая о себе и предопределяя тем самым неминуемость развязки.

Я не могу по-другому, я искал выход и не смог найти. Я должен совершить задуманное, чтобы разорвать уничтожающую меня изнутри связь с маминым убийцей. Я не нашел оправданий для того, чтобы не убить в ответ. Он виноват во всем, он должен быть наказан. И сегодня настал день, когда я разорву невидимые узы. Сегодня я убью Артема, а затем навсегда покину Тайный Город.

Вдох… выдох…

* * *

«Нимата, ты объяснишь, наконец, что мы здесь делаем?» — Тапира припарковала машину во дворе старенькой пятиэтажки и вопросительно уставилась на подругу. Та задумчиво покачала головой, изучая ничем не примечательный двор, и ответила после долгой паузы:

— Знаешь, я никогда не думала о том, что бывает после.

— После чего? — Тапира недоуменно поглядела на подругу.

— После того, как мы убиваем. Как меняется мир после того, как мы меняем его?

— С чего ты вдруг задалась этим вопросом? Мы делаем лишь то, для чего были созданы. Никто нас не спрашивал, хотим ли мы быть такими.

Нимата немного помедлила, затем, тряхнув головой, будто на что-то решившись, произнесла:

— У меня был выкидыш, я потеряла малышку, Тапира. Я была у брата Фрегулуса, и он сказал, что я больше не смогу иметь детей.

— Нимата… — Тапира нежно дотронулась до плеча подруги.

— Я потеряла смысл жизни. — Нимата болезненно поморщилась, будто сглатывая подкативший к горлу комок. — И не надо говорить, что моего ребенка ждала бы незавидная участь. Это причина для тех, кто пытается оправдать свою слабость. Ты поймешь меня, когда у тебя появится дочь. Ты даже и не представляешь сейчас, на что ты тогда будешь способна ради своего ребенка.

— Нимата, мне правда жаль, поверь. Но, ради Спящего, что мы здесь делаем?

— Здесь жили те двое, которых вчера в парке обнаружила человская полиция. В Службе утилизации мне дали адрес. Я не могу объяснить, но у меня такое чувство, будто с потерей малышки что-то внутри меня оборвалось. Я перестала быть равнодушной к тому, на что раньше не обращала внимания.

В доме напротив открылась входная дверь, на улицу вышла женщина с большими сумками, за ней шли двое детей. Старшему, мальчику с большими карими глазами, было не больше четырех.

Нимата резко повернулась и стала всматриваться в вышедших из подъезда челов. Женщина подошла к старенькому «жигуленку», рядом с которым ее ждал мужчина, и они вдвоем стали укладывать вещи в багажник. Мальчик стоял и держал за руку сестренку, на его лице застыл страх.

Женщина еще раз вошла в дом, вынесла оставшиеся вещи. Она подошла к машине, и в этот момент один из пакетов порвался, и на землю посыпались детские игрушки. «Это мое», — захныкала девочка и потянула ручки к игрушкам. «Стойте там», — строго приказала женщина и стала поднимать и бросать игрушки в багажник. «Мамочка, где ты? Я хочу к тебе», — девочка заплакала и стала вырывать свою ручку из руки брата. Мальчик отпустил руку сестры и, обхватив ее голову, прижал к себе. Она уткнулась лицом ему в грудь да так и стояла, сотрясаемая рыданиями. Мальчик крепко держал сестренку, то гладя ее по спинке, то целуя ее залитое слезами лицо.

«Что я наделала…» — Нимата ладонями прикрыла себе рот, не позволяя глухому плачу вырваться, ее широко раскрытые глаза были прикованы к детям, она была не в силах отвести взгляд.

«Дорогая, ты не виновата. Ты же не хотела этого. Зачем мы вообще сюда приехали?» — Тапира пыталась обнять подругу и привлечь ее к себе. Но Нимата, словно во сне, продолжала сжимать ладонями рот, дорожки слез блестели на ее бледном лице.

«Что же я наделала…».

* * *

Вдох… выдох…

Здание НИИ расположилось на тихой московской улочке. Прежде чем войти, я огляделся по сторонам. Несмотря на то что день был в самом разгаре, на улице было пустынно. Что ж, тем лучше, свидетели мне не нужны.

НИИ уже давно прекратил существование в том виде, в котором он был задуман. Несколько лет назад здание было приватизировано и сдано в аренду всевозможным компаниям. Войдя в одну и ту же дверь одного и того же здания, на выходе можно было оказаться счастливым обладателем как набора иголок, так и фрезерного станка.

Но мне требовалось нечто другое. Поэтому я вошел в здание через боковую дверь, с улицы она почти незаметна. В подвальном помещении продолжали существовать остатки НИИ в виде небольшой химической лаборатории и десятка ученых-энтузиастов. Мало кто знал об этом, и мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы найти то, что я искал.