Домой.

Еще одна большая проблема. Проблем вообще было дофига. Те собирались в огромный ком, который готов был ее похоронить под собой.

Дома она не могла. Физически. Хоть продавай эту проклятую квартиру в сталинке на Правобережье вместе с Корветом, который она уже выставила на продажу. Но жить там невыносимо, как и в предыдущий приезд в Киев вместе с Толиком и Алиной, когда она таскалась по пятам за сладкой парочкой, когда въезжала в происходящее, когда обратилась в СБУ.

В тот период жила у матери. К счастью, недолго. Отговорилась тем, что соскучилась, а потом они укатили в Одессу. Все на бегу, даже осознавать не успевала.

Теперь успевала.

Безумные дни. Бессмысленно проживаемые. С затаптыванием того, что все еще существовало внутри

– затаптыванием последовательным, методичным, неумолимым, как зимой, когда сбежала. Только тогда ей хотя бы иногда казалось, что помогло. Сейчас понимала, что ничего и не получится. Не оборвалось. Не оборвется.

Вернулась в Киев насовсем, пока и правда не унесет на Амазонку. И не знала, куда себя приспособить. Дни проводила у Гуржиев, Колька занимался обработкой фотоматериала – все-таки припахала. Общалась с верстальщиком, с дизайнером, писала статьи, решала, кому пристроить этот чертов лонгрид, потому что без этого не имело смысла общаться с дизайнерами, – все у Гуржия. Лена честно кормила их борщами и почти не возникала. С их дружбой смирилась уже давно.

По вечерам торчали в ее кинокофейне, глушили коньяк, курили, спорили до хрипа в голосе – всегда о разном. Дважды видела Щербицкого. И все в очередной раз сжималось внутри в тугой сгусток сдерживаемых эмоций, из-за которого не могла продохнуть. И захлебывалась сигаретным дымом, давая себе разрешение испытывать лишь горечь.

Но потом все же приходилось ехать домой – хоть для приличия. И ночевать.

На диване в гостиной. В кровати не могла, все еще не могла, потому что ясно и живо помнила их последнюю ночь с Егором. Тогда Залужная уже прилетела из Парижа. Он сам сказал, что прилетела, а спать пришел к ней.

Вернее, не спать. Вернее… тогда они были счастливы. Ей так казалось.

Последний счастливый день.

И это воспоминание преследовало ее постоянно. С того мгновения, как вернулась, хотя до этого гнала его весьма успешно.

«… получился хороший проект из меня…»

Правда так считал? Или, и правда, чтоб ответить ударом? Исключено. Для этого не стоило вытаскивать ее оттуда, куда она угодила. Мог сделать раньше, еще в отеле. Но вместо этого попытался ее трахнуть. Охренеть последовательность! И захочешь разгадать эту шараду – мозг сломаешь!

Росомаха припарковалась во дворе. Заглушила двигатель и медленно выползла из машины. Поднялась на свой этаж, открыла дверь квартиры.

Торчи тут… Еще неделя прошла. Минус день.

Определиться, в конце концов, куда деть этот чертов материал. И все-таки наваять какую-нибудь ерунду про Алинку. Вот Лукин обрадуется, когда она позвонит! Сам просил, не навязывалась.

Варить кофе, глядя в окно. И видеть только цветные лампочки, развешенные по нему – они все еще помнят… они всё еще помнят.

Бродить, как дура, из угла в угол, пытаясь найти точку равновесия. А найти приставленную к стене картину в стиле Уорхола – с размноженным

Корветом.

Получился хороший проект?

И в очередной раз возвращаться от картины к окну, которое тоже все помнило. Бежать от этого в комнату. И натыкаться на его так и не убранный свитер на кресле.

Росомаха очухалась только к вечеру. Оказавшись в маленьком кафе недалеко от дома, где когда-то они любили ужинать с Егором. Заказала у бара чашку какао с незамысловатым десертом и сидела у витрины, уткнувшись в нее и глядя на людей, то и дело мелькавших за ней. И заставляя, уговаривая себя не звонить. Не звонить. Ни в коем случае не звонить. Даже если сама понимает, что должна просто сказать ему спасибо.

За то, что вытащил, за то, что не бросил. За то, что сунулся ради ее тупой головы туда, куда в жизни не сунулся бы. Даже если он не ждет этого спасибо.

Это ни к чему не приведет. Ни к чему хорошему. Потому что, кажется, ему тоже было не все равно. Она это только теперь начинала понимать. Только теперь.

- Ваше какао, - послышался голос официантки, ставившей перед ней чашку с блюдцем.

- Еще пирог, - мрачно буркнула Росомаха.

- Да, пять минуток, - закивала девочка, не сообразив, что мрачность клиентки к ней никак не относится.

«Пять минуток». За пять минуток многое может измениться. Не опоздай она тогда, в январе, на ту проклятую вечеринку, не встретила бы в холле

Залужную. И та не задержала бы ее еще на пять минуток, чтобы сказать то, что было сказано! И она провела бы вечер с Егором и его друзьями, как они и планировали, а потом…

Руслана сглотнула и будто бы очнулась. Какое нахер потом?!

Они бы провели тот вечер вместе. И ночь провели бы вместе. И ничего не оборвалось бы так резко и так больно. Если бы не…

Даже допустить подобную мысль оказалось страшно. Но, тем не менее, она продолжала раскручиваться в ее голове, как клубок ниток. Тянулась и тянулась. И если бы эта мысль могла все объяснить! Если бы могла пролить свет на его поведение – ночью в номере 314, которого она никогда не забудет, когда полез ее спасать, когда ушел потом! Да как ушел!

Пригвоздив ее какой-то дикой виной, которую она не должна была испытывать!

Потому что это все он! Он натворил!

Руслана резко отодвинула чашку и придвинула к себе телефон.

Позвонить. Поблагодарить. Напомнить про материал.

Хотел? Получит.

Только не Алинку. Загнитко и компанию. Пусть умрет от счастья. Сплошной эксклюзив! Есть шансы, что осенью опять всю МедиаНу захапает за счет этого эксклюзива. Включая ее лонгрид и интервью Озерецкого – тоже ее стараниями.

Но вместо того, чтобы немедленно набрать его номер, Руслана зачем-то полезла в галерею. И нашла их общее – единственное общее – фото. В

Одессе. В ноябре. Когда смотрели зимнее море на Приморском. Тогда, когда имело смысл, рука так и не поднялась удалить. Теперь, когда не стоило, всматривалась. Ей в то утро было хорошо… а ему? Что было с ним? Спустя столько времени не разберешь. Это был ее Егор, такой, какого она считала своим.

Для других и он другой. Глянец. Чужое и чуждое.

Руслана запустила браузер. Вбила в поисковую строчку «Егор Лукин» – просто фотки посмотреть. Фотографии. Его лощеную физиономию и дорогие костюмы. И улыбку на лице – какой он улыбался из телевизора на утреннем шоу «Апельсин» в октябре. Женщин возле него. Жену, Машчетатам… Напомнить себе. Напомнить, выбросить из головы и позвонить.

А потом она забыла, как дышать.