Господи! Что мне ему сказать?

Ненавижу, когда взрослые мужики плачут!

Хотя тут я приврала. На самом деле ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем рыдающий мужчина. Разумеется, если рыдает он из-за меня.

Какое дивное ощущение власти! Ни с чем не сравнить.

Если он плачет, значит, действительно сожалеет, что вел себя так ужасно и что теперь все будет хорошо. Он попросит прощения. Он признается, что был совершенно не прав.

Я начала смягчаться.

Но когда Джеймс поднял голову, у него было такое выражение лица, что я не поверила своим глазам. Он вовсе не плакал, он злился.

— Ты в своем репертуаре! — крикнул он.

— Что? — изумилась я.

— Эгоистка проклятая! — завопил он. — Все было чудесно, мы во всем разобрались и собирались начать сначала, а ты обещала стать взрослой и рассудительной. Но тебе обязательно надо все испортить!

— Чего же ты от меня ожидал? — робко спросила я. — Джордж сказал мне одно, ты говоришь мне совершенно другое… И я больше верю Джорджу, чем тебе. Да и Джуди подтверждает.

Я очень старалась рассуждать разумно. Я видела, как злится Джеймс, и, хотя это меня пугало, отступать я не собиралась. «Господи, пожалуйста! — молилась я в душе. — Ниспошли мне сил выдержать. Не допусти, чтобы я снова взяла на себя вину за все на свете!»

— Разумеется, ты поверила Джорджу и Джуди, — презрительно сказал он. — Обрадовалась, что они хорошо о тебе отозвались. Ты просто не могла принять правды из моих уст?

— Джеймс, — сказала я, стараясь сохранить спокойствие, — я хочу понять все до конца. Хочу знать, почему ты сказал Джорджу, что любишь меня и боишься потерять, а мне заявил, что с трудом мог меня переносить.

— Я сказал тебе правду, — обиженно настаивал он.

— А что ты говорил Джорджу? — спросила я.

— Джордж меня неверно понял, — коротко ответил он.

— И Джуди тоже? — холодно спросила я.

— Вероятно, — безразлично сказал он.

— И Айслинг, и Брайан, и Мэтью тоже тебя неверно поняли?

— По-видимому, — так же безразлично ответил он.

— Послушай, Джеймс, подумай хорошенько, — попросила я. — Не могли же они все ошибаться?

— Могли, — огрызнулся он. — И ошибались.

— Джеймс, пожалуйста, будь логичным! — взмолилась я. — Разве не ясно, что кому-то из нас ты наверняка врал? И разве ты не догадывался, что рано или поздно все это дойдет до меня? Что мы с друзьями все обсуждаем?

Он промолчал. Сидел на диване с воинственным видом, сложив руки на груди.

Господи, мне это напоминало удаление зубов.

Ладно! Попробую еще раз. Что бы ни случилось, буду сохранять спокойствие. Не буду пытаться сделать ему больно, хотя очень хотелось. Еще раз забуду о гордости. Скажу, что прощу ему измену, хотя, уверяю вас, это нелегко.

— Джеймс, — сказала я, чудом оставаясь спокойной, — нам следует попытаться во всем разобраться. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай только «да» или «нет», хорошо?

— Какие вопросы? — с подозрением спросил он.

— Ну, вроде того, врал ли ты мне, когда утверждал, что бросил меня по моей же вине.

— Ты хочешь сидеть здесь и допрашивать меня? — возмутился он. — Я что, преступник какой-то?

— Джеймс! — Я готова была расплакаться. — Ничего подобного. Я только хочу, чтобы ты мне все объяснил, рассказал, что ты на самом деле чувствуешь. Я хочу, чтобы ты был со мной честен! Иначе у нас нет будущею…

— Понятно, — противным голосом сказал он, — ты хочешь, чтобы я сказал что-то вроде «ты замечательная, я сам не знаю, почему изменил тебе, ты ведь такая чудесная». Ты это хочешь услышать?

«Да!» — подумала я.

— Нет… — слабо возразила я, — Просто…

— Ты хочешь, чтобы я взял на себя всю вину, так? — сказал он, возвысив голос. — Хочешь сделать из меня «плохого парня», которого тебе и всем твоим друзьям нравится ненавидеть? После всего, что я для тебя сделал? Ты этого хочешь? — заорал он, приблизив свое лицо к моему.

— Но ты и в самом деле плохой парень! — удивилась я. — Ведь это ты мне изменил, а не я тебе.

— О господи! — заорал он, действительно заорал во всю мощь. — Неужели тебе не надоела эта тема? Все еще хочешь сделать из меня виноватого? Так вот, я не чувствую себя виноватым, поняла? Я всегда хорошо к тебе относился! Все знают, что это не я плохой, а ты!

Наступила тишина.

Я сидела очень тихо, как будто меня пришибло снарядом, а Джеймс начал, тяжело дыша, вышагивать по комнате.

Я вдруг сообразила, что дрожу.

«Может быть, я действительно плохой человек?» — спросила я себя.

Тоненький голос в моей голове велел мне не дурить. Слишком все далеко зашло. Я должна держаться за то, что считаю истиной. Ведь в самом деле, это Джеймс мне изменил, не я ему. Я не заставляла его завести роман. Он сам так решил. Он сказал мне, что меня почти невозможно любить, тогда как другим говорил, что очень меня любит. Джеймс хотел, чтобы я взяла на себя вину за его измену.

Время шло. Обстановка становилась все напряженнее.

По реакции Джеймса я поняла, что он никогда и ни за что не признает, что соврал мне, а Джорджу сказал правду. Однако я Джорджу верила. Я знала, что он ничего не придумал. Помимо всего остального, он для этого просто слишком глуп! И еще одно я знала: Джеймс никогда не думал, что то, что он сказал Джорджу, дойдет до меня. Он считал себя в полной безопасности, рассказывая Джорджу, как он меня любит, и одновременно уверяя меня, что ему трудно любить человека, такого легкомысленного и эгоистичного, как я. Я знала, Джеймс ненавидел ощущение ненадежности. Он терпеть не мог быть уязвимым, терять контроль над ситуацией, если дело касалось работы. Тем более он хотел чувствовать себя в полной безопасности со мной.

Я решила, что обязательно разберусь со всеми противоречиями, а пока попробую другой подход. С одной стороны, мне хотелось послать Джеймса куда подальше, заявив, что он безответственный, незрелый, эмоциональный инвалид и что даже ребенку ясно, что он пытается мною манипулировать. Но, с другой стороны, не вызывало сомнений, что он напуган. Или запутался.

Может быть, ему нужен кто-то, способный облечь в слова его страхи, поскольку он боится сделать это сам? Во всяком случае, я могла сделать последнюю попытку.

— Джеймс, — сказала я мягко, — нет ничего позорного в том, что ты меня любишь. Это вовсе не признак слабости и неуверенности в себе. Обычное человеческое чувство. И если ты сказал Джеймсу, что очень меня любишь, нет нужды врать мне по этому поводу. Я не собираюсь использовать это против тебя. И когда ты приехал в Дублин, не надо было притворяться, что ты меня почти не любишь. Никто не осудит тебя за любовь ко мне. А что касается твоего романа, то ты совершил ошибку. — Мне трудно было это произнести, но я справилась. — Никто не идеален, мы все ошибаемся. Ты мог бы быть со мной честен, а не играть в какие-то игры, чтобы защитить себя. Если мы оба будем честными, то сможем все уладить и наш брак станет надежным.