— Да, и потом.

— Так бывает. А что случилось тогда?

— Давно?

— Да.

— Я ушибла позвоночник. Сильно. И три месяца лежала на животике. Мне было одиноко и жутко.

— А потом прошло?

— Ага. Я еще ходила к массажисту.

— К молодому?

— Да нет, не очень. Но у него были сильные руки.

— Да? И где же он тебя массировал?

— На кушетке. Я была в одних узеньких плавочках.

— И всего-то?

— А потом без плавочек.

— Он хотел тебя?

— Еще как.

— А ты?

— Да ну его.

— Я его убью. Завтра с утра этим и займусь.

— Не, не надо. Он уже старенький.

— Прикончу. Прикокошу.

— Я была маленькой девочкой и ничего не позволяла.

— Кроме массажа.

— Мне это было полезно.

— А вот так тебе полезно?.. А вот так?..

— Да… Да…

— А вот так?..

— Да-а-а…

— …Ты все же жуткий развратник. Блудня.

— Я — паинька.

— Да? А летом эта твоя… Плоская, как швабра…

— Ну, положим, не такая и плоская…

— Сейчас получишь.

— Ошибка молодости.

— Из-за таких ошибок попа потом у некоторых болит.

— Советский бициллин — гроза поп!

— Скажи спасибо, что такой был.

— Спасибо.

— Блудня.

— Отрада массажистов.

— Хочешь выпить?

— Хочу тебя.

— Я… Я не могу больше молча…

— Вольному — воля…

— Да?.. А соседи?.. Помнишь, они чуть милицию на нас не вызвали… Думали, ты меня мучаешь…

— Еще как…

— Подожди… Да… Да…

— …Утро скоро. — Она смотрела на него, и сумрак висел на пушистых ресницах, как снег на еловых лапах.

— Не скоро. Зима, — пробурчал он. — У тебя выходной?

— Вроде того. Спи.

— Ты спишь?..

— Уже нет.

— Точно не спишь?

— Точно…

— Мне нужно сказать… Ну не спи.

— Не сплю.

— Володя приехал.

— Что?..

— Володя из армии вернулся.

— Какой Володя?

— Не притворяйся, ты же не спишь.

Он сел к ней спиной, опустив ноги на коврик. Закурил:

— И что?

— Он спросил: есть ли кто у меня. Я сказала; есть.

— И — что?

— Он сказал, три месяца нам хватит, чтобы расстаться?

— Нам?

— Нам.

— Почему три месяца?

— Он сказал, нужно пойти с ним подать заявление.

— Какое заявление?

— В ЗАГС.

— Хм… Раньше месяц было.

— Теперь три.

Он мотнул головой:

— Бр-р-р… Башка тяжелая. Не спали почти. Надо кофейку.

— Зачем? Поспи лучше.

— А на работу?

— У тебя же выходной.

— Сегодня что, четверг?

— Уже пятница.

— Я перепутал. Сегодня рабочий.

— Тогда я тоже в институт пойду.

— Правильно. Чего прогуливать… Они вышли вместе.

— Я приду завтра? — спросила она.

— Да, конечно. Только позвони.

— У тебя что, дежурство?

— Может быть. Ты позвони.

— Хорошо. До завтра.

— Ага…

* * *

…Весна оказалась мокрой и слякотной. А он пил и неделю, и другую, и третью, стараясь смыть с души эту скользкую слякоть…

А тем утром оказался у ее дверей. Позвонил.

— Ты?

— Ага.

— Долго пропадал. Ну и видок у тебя. Ты чего, пьешь?

— Выпиваю.

— Ну заходи.

— Я на минутку… У тебя это… Похмелиться нечем?

— Да нет. Гости позавчера были, все выпили.

— А червончик взаймы?

— У меня есть двенадцать рублей, но мне надо Володе носки купить.

— Носки? Какие носки?

— Белые.

— А… Ну да. У вас же сочетание. Скоро.

— Через две недели.

— Так червончика нет…

— Ты что, за этим пришел?

— Ну должен же я был за чем-то прийти… Вот, за червончиком.

— Правда нету.

— Ленка… Мне плохо…

— Поищи еще где-нибудь. У тебя ведь знакомых полгорода…

— Ага. Поищу.

— Ну что ты на меня так смотришь? Ведь ты же не любил меня?

— Н-н-нет. Не любил.

— Я же тебе просто так была нужна…

— Ага. Просто так.

— Ну вот. А Володя — любит.

— Понятно. Я пойду.

— Давай. Не обижайся, денег сейчас совсем нет… Прости…А на улице была все та же зябкая сырость. Пить было противно, а напиваться — приятно.

Потом он засыпал. И видел во сне большую белую гору. Как крепость, которую нужно взять.

Открываю глаза и впервые чувствую то, чего не ощущал так давно: уверенность в завтрашнем дне. Даже как-то стыдно перед согражданами: в стране, понимаешь, бардак, а тут — на тебе: на роскошной двуспальной кроватке в люксе «Лазурного берега», по самой «мертвой поре» лежит, раскинувшись, индивид и счастливо улыбается, довольно бессмысленно глядя в потолок.

Слышу смешок, оглядываюсь.

— Ты похож на только что вылупившегося цыпленка из мультика… Вот только не помню, из какого. Заба-а-а-вный…

— Да?

— Очень! Сон приснился хороший?

— Даже не знаю… Но… Я все вспомнил.

— Все?

— Все.

— Ну и как воспоминания? Семья? Дети? Внуки? Братва? Паханы?

Голос девушки насмешлив, но сквозь веселье проскальзывает что-то… Ну да.

Страх. Страх чего? Нового одиночества?

— Ничего у меня нет.