В то время как принц Мурад любил спиртные напитка и часто сорил деньгами, брат его, Гамид, был ему полной противоположностью. Деньги он тратил расчетливо и аккуратно, не любил пирушек и вел довольно скромную жизнь. Худощавый, с суровым лицом, с длинным армяно-турецким носом и черными усами, он казался человеком волевым и энергичным.

От отца Гамид унаследовал маленький дворец в Киагиме-Хане на пресных водах и земли в Маслаке, где он устроил себе поместье, совершенно в своем вкусе. Когда его главный дом – крестообразное здание с фронтонами на все стороны – был вчерне окончен, он отослал архитектора и сам принялся размещать обстановку по разным образцам, выписанным им с Запада, преимущественно из Вены. По этим-то образцам устроил он все в своем новом дворце. Наружный фасад этого маленького двухэтажного здания внешне был не особенно привлекателен. Зато роскошны были окружающие его парки и восхитителен вид, расстилающийся с его террасы во все стороны, так как он лежит на холме. В садах располагались оранжерея, богатый птичник, великолепные фонтаны и прелестный Ей-мунлук[23]. Гаремный сад обнесен был огромной стеной.

Вступив во дворец, вы прежде всего входили в белый зал с ясеневой мебелью. Далее, по широкой лестнице, подымались наверх в такой же, но украшенный позолотой и с золоченой же мебелью зал верхнего этажа.

Внизу, направо, располагались покои Гамида, состоящие из трех комнат, отделенных одна от другой тонкой стеной. Во всех трех мебель была из розового и палисандрового дерева. Первая комната – кабинет Гамида, вторая, отделяющаяся от первой подвижной зеркальной стеной, – уборная, а последняя – спальня. Налево от зала находился гарем с белой мебелью, спальня и уборная хозяйки дома, главной жены принца.

В верхнем этаже, налево от золотой залы, имелись комнаты в арабском стиле; те же, что лежали направо, украшены были мебелью из черного дерева. В этих-то покоях и жил принц со своей женой и двумя детьми, маленьким мальчиком и девочкой, совершенно a la Franca, как говорят в Турции. Желая подражать европейскому образу жизни, он обедал с ними за одним столом, вместе с ними гулял по саду после того, как султан Абдул-Азис неожиданно дал свободу принцам.

В то же время принца Гамида можно было считать верным мусульманином: он не пропускает ни одного из предписанных исламом религиозных обрядов, любил даже похвалиться своим благочестием. Когда однажды случилось ему в час молитвы быть вне дома, он приказал сопровождавшим его слугам разостлать ковер и при всех совершил свою молитву. В странном противоречии с этим было то обстоятельство, что он держал домашнего дервиша, который служил ему придворным шутом.

Принц Гамид не имел близких друзей, брат же его Мурад напротив. Из слуг его с некоторых пор наибольшим доверием пользовался Хешам. Впоследствии он приблизил зятя своего Нури-пашу. Нури-паша был женат на его сестре, принцессе Фатиме. Другая же сестра, принцесса Рефига, была замужем за Эдхемом-пашой. Нури стал впоследствии гофмаршалом Мурада.

Однажды после обеда перед маленьким дворцом принца Мурада остановился экипаж.

Из кареты вышла султанша Валиде и отправилась во внутренние покои, где жил принц Мурад, по турецким законам будущий наследник престола. Она послала к нему гофмаршала доложить о ее приезде. В сильном волнении подымалась султанша по лестнице в верхние покои дворца. На ней было дорогое черное бархатное платье, тяжелыми складками ниспадавшее с ее стройного, величественного стана. Лицо ее покрывал ячмак, оставляя одни глаза. Ее воле и предписаниям в деле моды подчинялась вся империя; не в одном султанском гареме царствовала она, по-видимому, она распоряжалась поступками жен всех подданных турецкого императора. Неоднократно давала она предписания о плотности ткани для ячмака, запрещала носить сапожки по европейской моде, прогуливаться но улицам Перу, останавливаться перед магазинами европейских купцов и, таким образом, в некотором отношении открыто господствовала над ними. Но турецкие женщины так же ловко умели обходить предписания султанши Валиде, как мужья их – приказы султана.

Поднимаясь по лестнице, императрица-мать увидела принца Мурада, шедшего сверху к ней навстречу в глубочайшем почтении. Он низко поклонился султанше. Он боялся этой могущественной женщины!

– Какая милость выпала мне на долю! – сказал он, низко кланяясь. – Какую честь оказала ты, великая государыня, моему дому, переступив порог его!

Султанша Валиде холодно приняла это приветствие Мурада, не удостоив его даже ответом: она очень хорошо знала настоящий смысл его.

– Проводи меня во внутренние твои покои, принц Мурад, – отвечала она своим повелительным голосом. – Мне надо поговорить с тобой.

– Да будет прославлено твое вступление в мой дом, государыня, милостивая и могущественная мать моего дяди. Мурад благословляет тот час, в который он удостаивается чести проводить тебя в свои покои, – сказал принц и повел султаншу Валиде в свою отделанную золотом и бархатом парадную гостиную, где предложил ей мягкий и великолепный диван.

Императрица-мать молча опустилась на него.

– Ты живешь теперь здесь удобнее и свободнее прежнего, – начала она после небольшой паузы. – Ценишь ли ты это?

– Всякая милость моего державного дяди дорога мне, всякую милость его принимаю я с благодарностью!

– Я пришла заметить тебе, принц Мурад, что ты мог бы пользоваться еще большей свободой, даже мог бы жить совершенно независимо, где и как тебе вздумается, если бы только захотел!

– Слова твои поражают меня, великая государыня! Как может зависеть от меня изменить свой жребий?

– Да, от тебя одного зависит отвратить от себя всякое недоверие, всякую, понятную в настоящее время и обременительную для тебя, предосторожность. Ты знаешь причину всех стеснительных для тебя распоряжений – они вызваны законом о престолонаследии.

– Глубоко сожалею об этом! Но сколько раз на коленях клялся я тебе и державному дяде никогда при жизни султана не делать самому незаконного шага к достижению трона.

– Это пустые слова, принц Мурад, я это отлично знаю. До сих пор, благодаря бдительности мушира и слуг, тебе не представлялось случая к совершению заговоров. Представься же такой случай – и блеск трона прельстит тебя и заставит нарушить слово. Не возражай, принц Мурад, что я говорю, то верно. Султан, в своем бесконечном милосердии, пощадил жизнь твою и твоего брата, но не забывай, что жизнь эта только подарок султана. Есть только одно средство, которое могло бы гарантировать тебе дальнейшую жизнь и доставить полную свободу.

– Назови его мне, великая государыня.

– Средство это – торжественное отречение от престола.

– А ты не подумала, милостивая и могущественная повелительница, о том, что мое отречение не изменит положения, что явится другой наследник, коль скоро я отрекусь от своих прав?

– Ближайший наследник – ты. Все дело только в твоем отречении, которое бы избавило тебя совершенно от необходимого в противном случае насилия, – продолжала султанша Валиде. – Ты очень умно поступил бы, следуя моему совету; тогда не только для тебя, но и для всех началась бы другая жизнь. Я знаю, что ты любишь владеть большими средствами и имеешь их теперь в своем распоряжении. Ты боишься, что в случае отречения не будешь больше иметь столько. Но я обещаю тебе все мои сокровища, если ты только подпишешь отречение.