— Это шумерская клинопись, база позднейших письменностей народов Междуречья, не смогу прочесть. Но догадываюсь, о чём тут. Инструкция по применению, — прошептала Лена и осторожно нажала на синий камень. — Нет, надо смелее. Безумству храбрых поём мы песню.

Кристалл замерцал заметнее, ушёл вглубь амулета, и тот ожил, начал двигаться. Конская шея вытянулась, ноги ушли к брюху. Подчиняясь силе невидимых шарниров и рычагов, овальное изделие доисторического мастера расплелось, как клубок шерсти и соединилось снова, образуя остроконечный кинжал-ключ. У обоих очевидцев вырвался дружный вздох. Ребристый край напоминал хребет крокодила, только гребни были все разные.

— Надо бы его собрать обратно, на всякий случай… Тебе не дам, одной правой всё равно не справишься. Просто засунь в люльку для руки.

— Вот ещё! Мне твоего гида, что ли, слушать? Буду крутить, пока оно всё назад не встанет. Леночка, какая у тебя голова. И сколько в неё напихано.

— По-моему, это я уже где-то слышала. Из уст Саввы Игнатьевича. Ну ничего себе небесная механика, а? Волшебство, да и только. Не сломай её, медведь! Лапищами своими погнёшь чего-нибудь, с нас скальпы снимут.

— Ты можешь мне объяснить, зачем ты на гида наехала и назвалась?

— Миш… Нам надо расстаться, — с трагическим всхлипом заявила Лена.

— Ничего себе! Ещё не сошлись, уже развод? Ты не перепутала, милая? — после страстного сочного поцелуя в губы, которым на радостях Гречанка угостила своего спутника на глазах билетёрши в соборе, у него появились простые и понятные мужские надежды. Причём с подъёмной тягой.

— Отставить шутки, друг мой. Соберёшь обратно головоломку и сделай из неё себе пряжку на ремень. Служивый, я это серьёзно. Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону. Приказ мы выполнили. Первый. Теперь задача — спрятаться до того момента, пока не протрубят боевую тревогу. Меня враги найдут и спросят. Мне есть, что ответить и как. И я не должна знать, где ты вместе с артефактом. Не должна. Это хоть какой-то шанс выжить нам обоим.

— Ты думаешь, я тебя оставлю одну? — таким тоном он ещё не говорил.

— Приказы не обсуждают, солдат. Ты бросишь меня в Костроме. Но мы с тобой ещё встретимся, в этом не сомневайся. Не родился ещё тот лис, от которого не укатится наш колобок, — лёгкие пальцы коснулись его щеки, шеи. Какое свежее дыхание, горячее упругое тело. Разведчик понял — его взяли в плен так ловко и быстро, что остаётся лишь ждать, пока захватчик уснёт.

«Зелёною весной под старою сосной с любимою Ванюша прощается. Кольчугой он звенит и нежно говорит: не плачь по мне, Маруся красавица». Берега речки Которосль избрал когда-то племенной вождь Росс и поставил тут своей боевой стан. Россов стан превратился в Ростов, а заповедное место сначала в 862 году объявил своей вотчиной Рюрик, а уж после оккупировал для съёмок фильма про Ивана Васильевича великий советский комедиограф. Кто не бывал в ростовском кремле, что по сути кремлём не является, а лишь укреплённой резиденцией архиепископа. Осыпались пышные розовые пионы вдоль опрятной дорожки, соблазняла модниц финифть. Гудели в печени и у гланд могучие ростовские звоны. Нарядная, аппетитная, словно пирожное из песочного теста, благословляла путешественников церковь Одигитрии.

— Вы хотите сказать, что православие знает не один тип креста? — дама в соломенной шляпке, сладко восторженная по отношению к гиду, попыталась отомстить нахальной девице в тельняшке, кем бы та себя ни называла.

— Лично для вас! — чуть ли на всю площадь отчеканила Лена, да так, что даже утки в митрополичьем пруду обратили на неё внимание. — искусствовед и культуролог назовут вам двадцать девять видов крестов. От египетского с петлёй сверху, анх называется, до иерусалимского с четырьмя крестиками в углах и новгородского с солнечным кругом… Грамоте, надеюсь, обучены?

— Ленка, не хами тёткам, — усмехнулся напарник, — оставь яд для дядек.

Галерея для бега с палашами, где прятались общественник Бунша вместе с приятелем Антона Семёновича Шпака, сияющая свежей побелкой и тесная от любителей selfi на палке, залитая ликующим солнечным светом, да останется она в нашей памяти как кладовка хорошего настроения. Усталые и опустошённые, плюнем с презрением на искусственный мрамор турецких гостиничных холлов, когда есть такое всего в двухстах верстах от Москвы! Не во временных картонных декорациях, именно здесь и снимались сцены со шведским послом в белом крахмальном воротнике, блюдом с баклажанной заморской икрой. Могучий, светлый, как богатырь на коне, возвышается над бывшей торговой площадью собор Успения Богородицы. А внутри… Витые колонны, восстановленная ангельская роспись, деревянный иконостас. Чуть дальше, ближе к пруду… Горячий сбитень на меду с травами согреет лютой студёной зимой, ободрит зелёною промозглою весной, освежит алым летом.

— Жалеешь, что нет фотоаппарата? — сняв её на смартфон, Михаил не стал возражать, когда задумавшая новую игру артистка вывесила свой смех на фоне огромного колокола на страничку в социальную сеть.

— Бывала тут неоднократно, а ведь ещё и ещё раз тянет. Про Ярославль помню меньше — площадь перед областной администрацией и ульи во дворе Спас-Преображенского монастыря. Ты разрешишь мне слазить на звонницу?

Попробовал бы он не разрешить. И лишь успевал изумляться, сколько ещё урановой руды, или на каком она там ещё секретном топливе, содержат закрома этой авантюристки. Чёрные кудлатые тучи ползли от храма Николы Рубленого к волжской стрелке с цветочным гербом-медведем, провисая едва ли на золотые кресты маковок. Зонта у путешественников по эпохам, ясное дело, не было предусмотрено. Едва на город упали первые тяжки капли ливня, платиновая блондинка сдёрнула косынку, встала под молоденький каштан и подняла глаза к небу. Что шептали её губы, пока пальцы чертили в воздухе кресты и круги, какая первобытная сила стянула беременные влагой тучи назад на северо-запад, каких языческих богов она умолила о помощи, кто же дознается. Но именно эти секунды останутся в его памяти на весь век, что ещё отпущен солдату: прядь пепельных волос, вьющаяся на груди знаком вопроса, голубые глаза, что в этот момент кажутся почти чёрными из-за тени грозового неба и её лицо, дорогое ему лицо, обращённое к неведомому.

— Тут даже поговорка есть про злого идола Велеса, — сказала ему Лена, когда гроза, спугнув половину волжского пляжа, укатилась на юго-запад. — Знаешь, чего сейчас хочется больше всего на свете? Мартини у камина и часов десять неподвижности на мягком диване. Нас кормить собираются?

Спустя несколько лет её спросят во время одного из интервью газете, что в этой операции для неё было самым сложным. В ответ зазвенит смех: не поддаться искушению. Да, искушению вынуть оттуда, из бронзового пенала в каменной нише, ещё и тончайшей работы золотой браслет с яхонтовыми кабошонами. Корсунский крестик с лунными камнями по концам она всё же взяла, хотя потом многократно корила себя за неосторожность.

Усаженные вместе с группой за общий стол в ресторане, компаньоны вели себя в полном соответствии с оговорённым образом надоевших друг другу до смерти супругов со стажем, для кого совместный отдых по совету платного психолога стал последним шансом сохранить нерушимость набора совместно нажитого имущества. Чинно вытерев губки после десерта, вредная дамочка, успевшая сменить в гостиничном номере тельняшку на приличное джинсовое платье, предложила своему спутнику отправиться на крышу снять на камеру необычайно живописный закат. Тот угрюмо кивнул и пообещал догнать её возле лифтов, вынув из кармана мобильный телефон.