По деловитости, с которой берлинцы располагались в помещении, Курков догадался, что они спускаются сюда уже не в первый раз. И, похоже, многие из них научились предчувствовать время налетов не хуже унтер-офицера Ранке.

Разрывов бомб слышно не было, но с каждым из них все помещение содрагалось так, будто эпицентр взрыва находился не сверху, а где-то под землей.

В бомбоубежище имелся водопровод с теплой вонючей водой, так что жаловаться не приходилось: во многих кварталах и такого счастья не было. В правом дальнем углу находилась санитарная комната, в которой всегда дежурила хотя бы одна медсестра. На случай, если появятся раненые или кому-то из женщин настанет пора рожать.

Места общего пользования охранялись дежурными.

— А это зачем?

Ранке посмотрел на дежуривших возле клозетов стариков:

— Чтобы не было самоубийств.

— В сортире?

— Представь себе, да.

«Хреновы ваши дела, фрицы, — пробормотал про себя Курков, — коль вы по нужникам вешаться начали».

Несмотря на то что бомбардировка началась неожиданно, в «бункер» успело набиться огромное число людей. Основная масса стояла, однако места все равно не хватало. Вскоре на потолке и стенах бомбоубежища образовался конденсат. Дышать становилось все труднее и труднее, а толчки от взрывов и не думали прекращаться.

Кто-то додумался зажечь свечу и поднять ее на уровень груди. Уже через минуту она начала гаснуть.

— Поднимите детей! — голос Ранке прозвучал неожиданно громко и жестко. — Выше! Выше поднимайте! Наверху воздуха больше!

Еще спустя несколько минут Курков почувствовал легкое головокружение. Следствие недостатка кислорода.

— Конрат, — голос унтер-офицера доходил до сознания Сергея словно сквозь толстый слой ваты, — открой дверь выхода! Все на улицу!

— Там бомбы, — смог выговорить Курков.

— А здесь задохнемся.

Люди устремились к выходу. Толкаясь, падая, наступая на упавших, не обращая внимания на их крики и стоны. Детские вопли перемешались с воем женщин и стариков.

Кто-то сильно толкнул Куркова в спину. Он упал на бетонный пол. Попытался подняться, но удар в висок металличсеким уголком от чемодана вторично свалил его с ног. Женский каблучок больно впился в руку. В голове нарастала боль. Пальцы правой руки сжали рукоять автомата. Ненависть волной захлестнула остатки его сознания.

Неожиданно вокруг образовалась пустота. Курков почувствовал, как кто-то перехватил его поперек туловища и поволок к выходу.

Первое, что увидел Сергей, оказавшись наверху, был дым. Горели все близлежащие дома. Авиация поработала отменно: разрушила с полквартала. Прибывшие пожарные машины безуспешно пытались погасить пламя, съедавшее квартиру за квартирой.

— Жив? — Рядовой Конрат сбросил изрядно потрепанное тело Куркова на заваленный обломками кирпича тротуар. — Нам повезло. Самолеты улетели.

— А если будет вторая волна? — Курков откашлялся, с трудом поднялся на ноги.

— Не будет. — Ранке отвинтил крышку фляжки, налил воду в сложенную корабликом ладонь, ополоснул лицо. — На сегодня достаточно и этого.

— Это вы так решили?

— Нет, не я. Герман Геринг. — Ранке поднял руку вверх и чуть наклонил ее в сторону севера. Проследив за направлением его пальцев, Курков увидел в небе маленькие точки. — Люфтваффе, — пояснил начальник патруля. — Правда, как всегда, с опозданием. — Потом он еще раз провел мокрой рукой по лицу и со вздохом сожаления объявил: — Все, пора опять нести службу.

* * *

Аэродром должен был показаться с минуты на минуту. Гиммлер повернулся к Шелленбергу:

— О чем вы говорили с Канарисом после моей встречи с ним?

— О будущем.

— Слишком объемный ответ. Меня интересует конкретика.

— Адмирал спрашивал, насколько он нам может доверять.

— И что вы ему ответили?

— Что в сложившейся ситуации речь идет не о доверии, а о совместных действиях, могущих помочь всем нам не только сохранить свои жизни, но и упрочить позиции в высших эшелонах власти.

— И как он отреагировал?

— По-моему, не поверил.

— Я на его месте поступил бы так же. — Гиммлер задернул окно черной шторкой. — Тем более что практически вы повторили мои слова. Вальтер, вам придется серьезно с ним поработать. Но помните: Канарис — хитрая лиса. Может переиграть кого угодно. Так что для начала вам надо придумать правильную затравку.

— Я займусь этим в самое ближайшее время.

— Только не забывайте, что времени на прощупывание почвы у нас нет. Действовать нужно быстро и напористо.

— Канарис так не умеет.

— Научится. Если вы ему поможете.

Машина рейхсфюрера выскочила на бетонную полосу и очень скоро присоединилась к эскорту рейхсмаршала Геринга.

Сам Большой Герман уже прохаживался в окружении адъютантов и генералов по взлетной полосе и возбужденно о чем-то говорил, сопровождая речь энергичной жестикуляцией.

Шелленберг, выйдя из авто, присоединился к своему шефу:

— Странно: нет ни Геббельса, ни Бормана.

— Скоро появятся. Они такой спектакль ни за что не пропустят. Меня волнует другое: зачем Геринг притащил сюда с собой столько народу?

— Свита, — негромко, так, чтобы слышал только патрон, пояснил бригадефюрер. — Вся королевская рать.

Гиммлер выругался, заложил руки за спину и направился к компании «Борова».

— Вы не поверите, но это действительно машина будущего, — Геринг говорил увлеченно, радуясь тому, что все его внимательно слушают. — Развивает скорость до 950 километров в час. Мощность двигателя —1800 лошадиных сил. Фантастика, господа, фантастика! И именно мы, немцы, владеем этим сверхмощным оружием. Отныне Германия станет полным властителеми небес…

— О чем он говорит? — задал Гиммлер вопрос стоявшему чуть в стороне 54-летнему генералу Моделю.

— Как обычно. О новых самолетах.

Гиммлер вздохнул: снова одна лишь болтовня. И, конечно же, опять о последних моделях «Юнкерс-390», бомбардировщиках с реактивными двигателями и тому подобном. О том, что если и суще? ствовало, то только на бумаге. А если в металле, то в единственном экземпляре.

Об истребителях Ме-262 впервые заговорили еще в 1943 году Тогда же, в сентябре, на аэродроме в Инстербурге их продемонстровали вкупе с реактивными ракетами конструкторского бюро доктора Брауна. Гиммлер присутствовал на том памятном шоу, но ничего обнадеживающего лично для себя не вынес. Заинтересовал его разве что самолет-разведчик Роттердама, способный делать фотоснимки даже сквозь туман.

Однако Гитлер по непонятной причине имел на предмет всего увиденного особое мнение. И даже обратил пристальное внимание на те самые «юнкерсы».