Там лежал он. Парень, с которым она прожила больше шестидесяти лет своей жизни и воспитала троих детей. Теперь он наконец обрел покой.

Я заранее знал, что не люблю произносить все эти свадебные речи… Теперь я понял, что и надгробную речь произносить не умею. Струсил и не стал говорить на похоронах отца. Найджел сказал за всех троих детей. Но после похорон я сильно пожалел, что ничего не сказал.

Я посидел на поминках… И сразу же улетел в Бельгию продолжать тур. Ребята из Priest сделали мне сюрприз: оплатили крохотный личный самолет «Хонда» до Антверпена. В тот же вечер мы собрали арену. Концерт помог отвлечься от грустных и печальных мыслей.

Хотя бы на время.

Спустя три дня я вернулся в Англию, где мы завершили тур Epitaph концертом в Hammersmith Apollo (хотя, честно говоря, он для меня всегда будет «Одеоном»!). Служебный вход там с другой стороны площадки, поэтому перед шоу всегда собираются фанаты.

Мы немного опоздали, поэтому я опустил голову, и Джим Сильвия провел нас через толпу, поскольку знал, что времени поболтать с фанатами нет. В кои-то веки я проигнорировал руки, тянущиеся ко мне, просьбы сфотографироваться… и голос, который услышал: «Эй! Эй, Роб!»

Мы зашли внутрь, Джим закрыл за нами дверь, и Томас мне улыбнулся. «В курсе, что ты сейчас самого Джимми Пейджа продинамил?» – спросил он.

– Что?!

– Джимми Пейджа! Он прямо у двери стоял и поздоровался с тобой!

– Сильвия! Открой-ка эту чертову дверь!

Джимми все еще стоял на улице, и я подозвал его внутрь. Начал лихорадочно извиняться перед одним из своих кумиров. Бормотал, переходя на свой говор.

«Джимми, мне ужасно неловко, дружище! Я тебя не видел! Сначала встречаю тебя в вертолете и мы не можем поговорить, а теперь вот это! Я дико котирую Zep! Черт возьми! Некрасиво получилось!»

Джимми широко мне улыбнулся и сказал: «Не парься!»

И тут мне в голову закралась мысль: «А ты-то что здесь делаешь?»

– А, да просто болтал с фанатами! – улыбнулся он. Милейший парень, ни грамма пафоса.

Пока мы колесили по миру, я часто думал об Уолсолле. Мама уже не могла жить одна в бунгало, да и не хотела. На помощь пришла Сью и перевезла ее в дом для престарелых… И маме там понравилось. Мы знали, что она в хороших руках.

А в Штатах продолжался судебный иск с Джоном Бакстером, и мой адвокат Дэвид Штейнберг рекомендовал нам с Джоном как-то договориться, чтобы избежать похода в суд. Но ничего не вышло. Мы пытались, но каждый уперся рогом.

Так что мы с Джоном предстали перед судом и пришли к соглашению. Я не вправе разглашать детали, да и не хотел бы этого делать, но остался доволен, и таким образом эта беспокойная глава моей жизни закончилась.

Я был чрезвычайно рад тому, что все позади. Теперь настало время двигаться дальше.

Теперь, после того как тур Epitaph с Ричи оживил и воскресил Priest, мы знали, что обязательно выпустим еще один альбом. Договорились, что в середине 2013-го начнем работать в студии Гленна над пластинкой Redeemer of Souls («Искупитель душ») и Гленн будет продюсером.

Ричи занял место Кена в нашем творческом триумвирате. После «Эпитафии» он окончательно вписался в группу и привносил множество новых идей и энергию в песни. Все было круто с самого начала.

На заглавный трек – и обложку альбома – я придумал образ Мстителя наподобие Мэла Гибсона в фильме «Безумный Макс». Этот Мститель искушает души хеви-металом:

Как продюсер Гленн проделал фантастическую работу с Майком Экзетером, метал-продюсером и звукоинженером, который много лет сотрудничал с Тони Айомми и Sabbath. Но проблемы Гленна как гитариста продолжились.

Он по-прежнему был мощным гитаристом и придумывал титанические риффы – с тех самых пор, как пришел в Priest из группы Flying Hat Band. Но ему несколько раз приходилось переписывать свои партии, и он чувствовал: что-то не так. Он решил сходить к врачу.

Джейн Эндрюс отвезла его в Лондон, чтобы он прошел осмотр на Харли-стрит[118]. И спустя несколько дней, когда мы завершали работу над альбомом Redeemer of Souls, мрачный и хмурый Гленн огорошил нас новостью.

«Ребята, тут такое дело, – сказал он. – У меня болезнь Паркинсона».

Новость от Гленна была для нас как удар под дых. Болезнь Паркинсона! Я прекрасно был знаком с этой смертельной болезнью, наблюдая, как родная мама борется с «Парки». Когда я тут же представил ее временами сильно трясущуюся руку, в голову пришла ужасная мысль: «Бедняга Гленн! С такой болезнью он никак не сможет продолжать играть на гитаре!»

Врач-специалист сказал Гленну, что рука в таком состоянии уже лет пять. То есть со времен Nostradamus. И вдруг все стало понятно. Вот почему в туре ему временами было тяжело. Поэтому все, что ему удалось сделать за то время, казалось героическим, почти сверхъестественным.

Разумеется, Гленн был ошарашен этой новостью, как и любой на его месте, но он реагировал спокойно. Болен и болен. По крайней мере, теперь он хотя бы понимал симптомы и мог попробовать принимать препараты и бороться с недугом.

Гленн понимал, что не сможет предугадать, как поведет себя рука через три года или пять лет, но сейчас в нем было достаточно сил продолжать с Priest. Он просто собирался взять себя в руки и продолжать работать до тех пор, пока физически не сможет этим заниматься.

Гленн Типтон воспринял новость о болезни как настоящий металлюга. Ничего другого я от него и не ожидал.

Как только мы завершили работу над альбомом, я улетел с Томасом, чтобы перед осенним туром провести лето в Финиксе и Сан-Диего. И пока я был в Калифорнии, наконец-то смог встретиться с объектом своего обожания – поп-принцессой.

Леди Старлайт позвонила и сказала, что Леди Гага в рамках своего тура artRave: the ARTPOP ball выступит на арене «Вьехас» в Сан-Диего. «Ты должен прийти вместе со мной и увидеть это, – сказала она, – но я не буду говорить Гаге, что ты приедешь, потому что она рассудка лишится!»

Я почему-то решил: не может такого быть, что Гага сойдет с ума из-за моего присутствия на концерте, но очень хотел увидеть ее шоу, поэтому поехал и встретился со Старлайт после ее выступления на разогреве у своей подруги. Она спрятала меня от Гаги и провела в фотопит.