— палаши вскинулись над ним. И тогда он выстрелил наугад — из-под локтя.

— Женщина! — вскрикнул один пруссак, и, развернув лошадей, немцы поскакали обратно. Но они все же успели рубануть его палашами — выше и ниже локтя. До Еон потрогал голову: и здесь кровь. Опытная лошадь домчала его до лагеря, и шевалье выпал из седла на траву — как раз напротив палатки графа Брольи… Так началась военная служба бывшего дипломата, а ныне капитана драгунского полка.

* * *

Людовик отправил де Еона на войну — в адъютанты к графу Брольи. Их было два брата Брольи: маршал Виктор и Шарль, бывший посол в Варшаве; Шарль Брольи теперь заведовал «секретом короля» — он исполнял обязанности принца Конти. Оба брата жили в одной палатке, и жезл маршала одного хранился возле шифров другого.

Таким образом, король посылал де Еона не только на поле брани: недреманное око Терсье и здесь берег своего агента.

Однажды де Еон разговорился с начальником швейцарской гвардии Рудольфом дю Кастелла.

— Знаете, — сказал задумчиво, — я в Петербурге немало и бранил русских перед королем. Но то ужасное положение, в котором я застал нашу армию, вдруг расцветило русский героизм розами.

Начальник гвардии, весь в латах и бронзе, опустил на плечо кавалера тяжкую длань в боевой железной перчатке:

— Поле битв Франции напоминает мне Версаль, а маршалы — придворные. Но никто не думает о лошадях-солдатах, которые везут ужасный груз этой войны…

Пока де Еон оправлялся от ран, в его батальоне был выбит целый ряд драгун.

— Что с ними? — спросил он. — Убили?

— Нет, они бежали, — был ответ…

Летом 1761 года маршал Субиз сомкнул свою Рейнскую армию с корпусом графа Виктора Брольи. На берегах величественного Рейна пахло мертвечиной, пожарищами и глициниями.

— Нас ждет позор, — сказал Брольи. — Меч Франции — в руках беспутной женщины…

Дезертиров вешали, секли, топили, травили собаками, но ряды гигантских легионов Субиза редели на глазах. Теплым июльским днем началось движение прусской армии под жезлом Фердинанда Брауншвейгского… Маршал Брольи скатал карту:

— И без карт видно, что мы будем разбиты без славы. Вперед же — во славу Франции!

Хромающая лошадь едва вынесла де Еона с поля битвы.

— Помощи! — призывал Брольи. — Скачите за ней к Субизу.

На этот призыв маршал Субиз ответил:

— Если Брольи не стоится на месте, пусть удирает дальше…

Де Еон вернулся в побоище и до конца изведал всю горечь поражения. Разбив маршала Брольи, прусские войска развернулись и прямым ходом пошли на армию Субиза. Растрепанный гонец явился в палатку графа Виктора Брольи…

— Субиз умоляет вас о помощи…

— Ах, теперь он меня умоляет! Так передайте: я не двинусь с места, даже если Субиза будут сажать на кол вот здесь — перед моими шатрами. Я его тоже умолял… Он разве помог мне?

Это глупейшее поражение французской армии вошло в историю под названием «Веллингаузен»… Спрашивается: кто виноват?

— Лошади, — съязвил де Еон, вдруг вспомнив о Фермере.

Рапорты маршалов путались в подвязках мадам Помпадур. Мушками, снятыми со своего лица, прекрасная маркиза отмечала на картах маршруты армий. Офицеры Франции разделились на два резко враждебных лагеря: за Субиза и за Брольи. Де Еон частенько удалялся по утрам за гряду холмов. И там, за холмами, он убивал и калечил сторонников Субиза в поединках. После каждой победы он говорил:

— Конечно, если вы раньше не хотели слушать о подлости Субиза, то теперь вам и вовсе не понять меня.

Рука его окрепла в поединках, и слава шпаги де Еона гремела теперь на всю Францию; ни одного поражения — только победы. Но каким раем казалась ему отсюда, из лагеря Брольи, служба в Петербурге! И эти два окна с видом на Неву, и треск поленьев в печи, и разговоры с умными людьми до рассвета…

10 августа 1761 года Брольи поручил де Еону доставить через Везер сто тысяч оружейных зарядов в ящиках. Де Еон ответил:

— Вот это здорово! Я теперь, словно извозчик, должен таскать и ящики…

— Граф Герши — ваш родственник, и он нуждается в зарядах…

* * *

Лошади рушили фургоны в воду. Течение Везера несло и кружило их. Как назло, пруссаки открыли огонь, и река покрылась взметами от ядер. Стучали пули. Мокрый до нитки, потеряв в реке сережку из уха, де Еон ввалился в палатку графа Герши, наполненную звучным тиканьем множества часиков.

— Граф, сто тысяч зарядов.., как вы и просили у Брольи!..

— Молодчага! — ответил родственник. — Дайте я посмотрю на вас… Вы — хороши! Теперь, Шарло, везите заряды дальше.

— По ретраншементам пусть развозят ящики ваши офицеры.

— А мои офицеры — не извозчики, — ответил ему Герши. — Прежде вы полистайте геральдические альманахи, а потом уже вряд ли сунетесь к ним со своими ящиками!

— Мне плевать на их знатные гербы, — обозлился де Еон. — Я свалю все заряды обратно в Везер, а имена ваших сиятельных маркизов впишут на скрижалях позорных памятников…

Граф Герши поднялся:

— Ты неплохо машешь шпагой. А.., каково тебе палки? И тростью (на правах старшего сородича) он огрел кавалера. Но тут же был сражен оплеухой.

— Извините, — сказал графу де Еон. — Но этим дело не кончится, и ваши часики пойдут с молотка… Это я вам обещаю!

Так началась вражда с графом Герши, которая вскоре окончательно запутает судьбу нашего кавалера. А пока что де Еон служил, командуя драгунами. Его покровители, графы Брольи, подверглись опале, но эта опала де Еона почти не коснулась. Он поспешил в Париж, и Терсье был по-прежнему с ним любезен.

— Чего вы желали бы теперь? — спросил он де Еона.

— Если суждено зимовать, так лучше зимовать в России.

Терсье задумчиво сказал:

— Бретель там сильно мерзнет. А жена его допустила оплошность, не поцеловав руки великой княгини Екатерины, и был страшный скандал, который имел отзвуки даже в Мадриде… На всякий случай, — рассеянно пообещал Терсье, — будьте готовы!

— Ехать в Петербург? Какое счастье…

Терсье сидел перед ним, весь в черном, похожий на священника, лицо главного шпиона короля было почти бесстрастным.

— Не стану скрывать от вас: вы замените Бретеля, вы станете послом в России… Вас ждет блестящее будущее, шевалье, если вы.., если… Впрочем, ступайте! Можете доставать шубы из сундуков. Можете делать долги на дорогу — король их оплатит!

* * *

В декабре 1761 года, опираясь на костыль, Питт-старший покинул парламент. Фридрих, с уходом своего могучего покровителя, разом лишался британских субсидий. «Еще один шаг русских, — писал король в эти дни, — и мы погибли!» В отчаянии он бросился в союз с татарами; крымский хан прислал, посла в Берлин, крымцы и ногайцы должны были напасть на Россию с юга… Среди всеобщего смятения кабинетов Европы Россия — единственная! — твердо и энергично продолжала идти к полной победе.