— Вот что, Вознесенский, — сказала Свенцицкая с каменным лицом, — ты завтра же выставляешь эту квартиру на продажу. Я не потерплю, чтобы мой муж (она особенно выделила это слово) содержал притон. Это мое первое условие. Второе условие: ты никогда больше не встретишься с ней.

— Ирена! Ты не имеешь права так говорить. Квартира принадлежит мне. Наши с тобой отношения…

— С завтрашнего дня еще более укрепятся. А если ты будешь сопротивляться — придется мне рассказать кое-кому об одной давней истории, о которой ты уже давным-давно предпочел забыть в силу твоей патологической трусости. Напомнить? — И Свенцицкая коротко и спокойно изложила ему то, что Станислав забросил на самые задворки своей памяти и действительно ни под каким предлогом старался не вспоминать.

А дело было в том, что Вознесенский начинал свой деловой путь в самые «дикие» российские времена. Тогда еще деньги на самом деле валялись под ногами, нужно только было придумать, как подобрать их побольше. Жизни бизнесмена красная цена была — копейка, поэтому и в Москве, и в регионах гремели взрывы, раздавались автоматные очереди, а на кладбищах появлялись массивные постаменты с трогательными надписями.

Когда Вознесенскому надоело разгружать вагоны, а совместный с Меер бизнес был еще только в проекции, Станислав с товарищами перепробовал массу способов заработать денег, но все полученные средства моментально спускались в следующих операциях.

Партнеров по бизнесу у Вознесенского тогда было трое: два выпускника его же факультета и перебравшийся в Москву, поближе к бывшим сослуживцам, Матвей, человек из группировки воинов-«афганцев». Через него, кстати, Вознесенский познакомился и с Иреной, тогда еще просто Ириной, которая в то время была женой Матвея. Она носила мини-юбки, пышные парики и вела себя чрезвычайно вульгарно. За плечами у нее на тот момент было какое-то швейное ПТУ. Станислава она соблазнила в один из первых дней знакомства, объясняя этот факт тем, что она очень давно скучает по образованному, интеллигентному мужчине. Супруг нередко поколачивал ее, ночами кутил по кабакам с девицами, а она сидела дома с маленьким ребенком.

А Ирина, между прочим, с самого начала была уверена в том, что достойна совсем другой, лучшей доли, и в частности — красивой жизни.

Связи Матвея и благоволение его супруги открыли перед Вознесенским новые возможности для заработка. На первых порах всем казалось, что «афганцы» — люди туповатые, которые стреляют лучше, чем считают деньги, а потому не грех слегка на них сэкономить. Станиславу тоже так казалось, — он больше всех общался с Матвеем и мысленно его жалел и презирал.

Но довольно скоро «афганец» почуял неладное. Если выражаться яснее — Вознесенский и компания переоценили свои возможности по красивому уводу финансовых средств мимо Матвея, который, собственно, и являлся источником их возникновения. Бывший военный «кидалова» не простил. Возник конфликт, в который оказались втянуты еще несколько «обиженных» из группировки Матвея. Станиславу с помощью Ирины удалось убедить Матвея, что он здесь абсолютно ни при чем и про махинации с деньгами ничего не знал. Именно Вознесенский, предчувствуя дурное, организовал встречу «обиженных» с «виноватыми», которая закончилась спонтанной перестрелкой. Партнеры Вознесенского были убиты. В этот же вечер Вознесенский убрался из города. На него пало подозрение в совершении двойного убийства.

Через несколько дней некто настучал в милицию на Матвея как на главного виновника недавнего преступления. На него также были повешены еще несколько не менее тяжелых статей. Матвея и нескольких его друзей арестовали.

Ирина моментально уехала отсиживаться на Канарские острова, где взяла себе фамилию эмигрировавшей в двадцатых годах бабушки, которая вроде бы была из дворян. Именно этим фактом жена Матвея часто козыряла еще до встречи с Вознесенским: чай, не под забором родилась, кровь голубая! Она также сменила имя Ирина на Ирена, которое казалось ей более звучным и современным.

Вознесенский с самого начала показался ей очень перспективным парнем, которого стоило держать в поле зрения. И действительно — уже через два года он стал совладельцем успешно работающей компании. Матвей между тем при странных обстоятельствах умер в тюрьме, не дождавшись приведения в исполнение смертного приговора. Еще один бывший член их группировки был расстрелян, двое отсиживали срок. Именно из-за этого самого случая несколько лет спустя с Вознесенским пытались свести счеты оставшиеся на свободе участники этой истории, но у Станислава уже была к тому времени своя служба безопасности и совсем другие возможности: рядом с Меер он чувствовал себя как у Христа за пазухой. Через некоторое время все эти события стали казаться ему далеким сном. Боль и угрызения совести, которые он чувствовал, после того как все случилось, довольно быстро притупились. Кроме того, рядом с ним была Ирена, которая изо всех сил утешала Вознесенского, говорила, что не случилось ничего страшного. Такова жизнь — побеждает сильнейший, а он, Станислав, ни в чем не виноват.

В благодарность за поддержку Станислав тоже стал помогать Ирене чем мог, — преимущественно деньгами. Их отношения укреплялись. Незаметно Свенцицкая стала важной частью его жизни. В те времена она частенько с тоской разглядывала модные журналы, мечтала о подиумах и высокой моде. Вознесенский помог ей открыть дизайн-студию одежды в Москве. Свенцицкая оказалось дамой на редкость хваткой и пробивной. Довольно быстро она освоилась в столице, а вскоре познакомилась с модельерами на Западе, начала ездить то в Париж, то в Лондон, с энтузиазмом изучала языки и все, что связано с модным бизнесом. Тогда она кардинально изменила имидж, начала покупать вещи в дорогих магазинах, приобрела первую недвижимость за рубежом. В девяносто пятом она окончательно перебралась во Францию и теперь встречалась со Станиславом лишь несколько раз в году. Главным смыслом ее жизни стала работа. Свенцицкая мечтала об успехе и была уверена, что достигнет его. Станислав после отъезда Ирены вздохнул с облегчением — последний свидетель его грязной истории был далеко. Ради этого он готов был платить ей очень большие деньги.

— …Что ты хочешь сказать этим, Ирена? — голос Вознесенского дрожал. Он меньше всего ожидал такого поворота событий. Ему казалось, что вся эта история давно закончилась.

— А то, что у тебя есть все шансы расплатиться за то, что ты совершил двенадцать лет назад, мон амур.

Станислав вскочил с кровати и забегал по комнате:

— Что ты несешь? У всех уголовных дел есть срок давности… Да я ведь и не виноват ни в чем, ты сама знаешь… Это просто была цепь случайностей. Я здесь абсолютно ни при чем…

— Что мне в тебе особенно нравится, котик, — сказала Свенцицкая, закуривая, — так это твоя фантастическая способность верить в то, что ты сам говоришь. У меня так не получается. А как поглядишь в твои честные глаза — невольно усомнишься: может, это я ничего не помню? Может, все было именно так, как ты рассказываешь, и вовсе не из-за тебя погибло столько народу? Но нет, милый, я помню все, до самых мелочей. Знаю, как ты за шкуру свою тогда трясся, как готов был на что угодно, лишь бы жизнь свою беззаботную сохранить да имя свое не испачкать! Кроме меня, кстати, есть еще несколько человек, которые будут счастливы тебе обо всем напомнить… По-своему, конечно… Так что не вздумай меня пугать: тебе же хуже будет!