Совий, приреченцы крепко переругались, когда Дарган покинул волость. Тех, кто меня хаял, выставили взашей. А мне передавали пожелание вернуться, вызвавшее грустное томление в груди. Вернуться я не могла. Но могла хоть изредка навещать старых знакомцев, и то уже было хорошо.

Марий настойчиво зазывал меня в Школу Дейва, помочь с обучением лаум, но я пока еще не умела отходить так далеко от Чащи. То, что Сауле сделала с лаумами, наполняло меня ужасом и пониманием одновременно. Она исполнила их мечту – вернула водяниц в мир, вот только их память стерлась, как чернила под дождем. Но я знала: Дева заключила сделку с богом Нави Вельнасом. Живая сила и сила мертвая вместе позволили забрать лишь горечь воспоминаний о времени, проведенном в Чаще. Слишком много…и все же меньше, чем достало бы, чтобы от лаум остались только бездушные оболочки. Их суть, их души, то, кем они были – осталось. И я была этому несказанно рада.

Богиня погрузила своих подопечных в целебный сон, создав для них в вековечном лесу тайное место, где никакая опасность им не грозила. Она окружила то место собственной защитой, преодолеть которую не смог бы даже самый сильный дейвас. А ввести водяниц обратно в мир людской поручила... Марию. Надо ли говорить, что Болотник, вернувшийся с такой вестью, быстро возвысился среди других огненосцев? Теперь он верховодил над колдунами и денно и нощно пропадал в подземельях, составляя зелья и новые заклятия, чтобы как можно быстрее лаумы научились жить заново.

Я сбросила с себя простое темно-зеленое платье со снежной вышивкой по подолу. Тихо звякнули ссыпавшиеся на привычное место обереги – уже ненужные, но напоминающие о том, что человеческого во мне столько же, сколько навьего. Поправила четырехгранный кинжал на запястье, пробежалась пальцами по серебряным веткам черемухи и медленно пошла в Черницу. В мире людей сейчас был листопад - месяц, с которого началась моя дорога, приведшая в избушку между мирами. Я вошла в студеную воду и легла на спину, позволяя реке убаюкивать меня, расплетая белые косы. Руки русалок, беззвучно поднявшихся из глубины, вплели в мои волосы душистые лилии. Девушки в венках и льняных рубахах приветливо улыбнулись и ушли обратно, в непроглядную тьму. Я смотрела в небеса, полные звездного серебра, и гладила руками их отражение на воде. Когда-то я сказала молодому Лешему, что храню иной лес - лес человеческих жизней.

Что ж. Теперь я берегу все жизни – и людские, и навьи.

Невозможно угадать, что ждет тебя в конце пути. Не шагнешь на него – так никогда и не узнаешь.

Так чего же ты ждешь?

Эпилог

Голос Марьяны стих, но слушатели не шевелились, завороженные плавной речью. Только малец, упросивший пожилую женщину рассказать сказку, прыгал возле нее, размахивая тонким прутиком и выкрикивая тонким голоском:

- Я огненный колдун! Сгинь, злобная кикимора, не то испепелю!

Марьяна потянулась и легонько шлепнула шалуна расписным рушником по спине.

- Не балуй! Огонь это тебе не игрушка какая! Коль пожелает Перкунас, тогда и узнаешь, что такое дейвасом быть, а пока – не гневи Прях.

- Ну, баб Марь, - надулся мальчик, но Марьяна только нахмурилась, и малец предпочел удрать к приятелям, уже поджидающим его в сторонке. Оттуда снова долетели выкрики о дейвасах, и Марьяна только покачала головой. Ну что будешь делать с этими озорниками…  Думают, будто за счастье быть огненосцем, да только не всякий способен такой груз вынести и не сгореть душою.

Вот Совий смог. И Марий Болотник – теперь-то она понимала, когда годков да ума прибавилось – что он тоже не сгорел, пусть даже и казалось поначалу, что света в нем ни на грош. Ей казалось, не Ясмене. Та – то поняла и приняла истинный облик зеленоглазого огненосца, а через нее и сама Сауле ему доверилась. А он не подвел. И теперь в Беловодье снова бродят по трактам девушки с белыми косами. Только теперь подле каждой дейвас, которого лаума сама выбирает. И не боятся ни их, ни огненосцев, а рады им и привечают, где бы они ни показались.

Светляна, лаума, избавившая волость от засухи, как раз ждала своего огненосца, задержавшегося в соседнем селе, где чудил овинник.

Люди медленно расходились, на прощание в пояс кланяясь сказочнице и благодаря за рассказ. Многие слышали его не впервой, но всегда искусство рассказчицы и события чудесные чаровали и удерживали на месте до последнего словечка.

Марьяна подняла глаза к небу, по которому проносились пушистые белые облака. Земля, наконец-то напоенная дождями, дышала испариной и темнела жирным черноземом. Теплый ветер обласкал лицо женщины и принес с собой тонкий аромат черемухи и речной воды. Не ко времени таким запахам быть, ведь черемуха отцвела давно, но Марьяна только улыбнулась, словно получила весточку от старой подруги. Да так оно и было.

Скрипнула дверь, и ее приобняла за плечи знакомая рука. Марьяна встретилась взглядом со спокойной голубизной глаз на любимом лице. Накрыла своей ладонью, все такой же красивой, с длинными пальцами и гладкой кожей мужскую – загрубевшую, темную, родную. Женщина улыбнулась:

- Богуярушка…

- Снова про Ясмену рассказывала? – ответил на улыбку муж и присел рядом, соприкасаясь с ней плечами и бедрами. Их пальцы переплелись накрепко, так же, как и жизни.

- Про нее, родимую. Давненько не заглядывала она к нам. Как думаешь, все у нее хорошо? – обеспокоилась Марьяна.

- Да что с ней будет, с нашей ведьмочкой, - рассмеялся Богуяр. – Явится как пить дать, опять всю волость на уши поставит да брагой по особому рецепту уложит на сутки.

- Она может, - рассмеялась Марьяна. Но тут же погрустнела, и синие глаза потемнели. – Каково ей там, одной-одинешенькой в лесной избушке…

- Она не одна, - сжал Богуяр руку жены. – У нее есть Совий и лаумы, за каждой из которых глаз да глаз нужен. А еще целая Чаща, полная нечисти. Которую – вот ужас-то – ей порой лечить приходится.

- Ты прав. Надо нам постараться, чтобы она хорошенько отдохнуть у нас сумела да душой отвлечься.

- Глядишь, новой сказочкой тебя порадует, - подмигнул Богуяр, и Марьяна шутливо ткнула его локтем в бок.

Позади них, в добротном крепком доме луч солнца упал на деревянную полочку. Она была вырезана рукой Мастера: деревянные звери и птицы, деревья и травы, солнце и звезды – все казались живыми. Вот-вот оживут и заревут, зашумят, захлопают крыльями,