Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты реален? — спросил К'тэр, подступив ближе. — Что ты говоришь мне?
Смутный образ старого Рого почему-то не отвечал на этот вопрос. К'тэр ничего не понимал, но внимательно слушал. У его ног лежали разбросанные куски проволоки и металлические детали какой-то машины, которую разметал вдребезги равнодушный взрыв. Это те самые детали, которые мне нужны.
Юноша тревожно осмотрелся, не видят ли его ненужные свидетели, и наклонился над обломками. Он собрал куски, которые одновременно всплывали в его памяти как нужные детали какой-то неведомой конструкции вместе с остатками каких-то иных технологий. Маленькие кусочки металла, кристаллы плаза, электронные ячейки. Старик вселил в него какое-то вдохновение.
К'тэр рассовал детали по карманам, что-то спрятал под одеждой. Все круто изменится под правлением тлейлаксов, и тогда любые крохи цивилизации Икса могут оказаться драгоценными во время всеобщей разрухи. Тлейлаксы, конечно, все конфискуют, если найдут К'тэра…
В последующие дни, продолжая поиски, К'тэр больше ни разу не видел призрак старика, так и не поняв, кого он встретил, но он продолжал тяжко работать, собирая техническую коллекцию, свой ресурс. Он продолжит битву… если потребуется, в одиночку.
Каждую ночь он проскальзывал под носом у врагов, которые устраивались, как надолго пришедшие оккупанты. К'тэр опустошал брошенные здания верхнего и нижнего города, прежде чем восстановительные команды успеют убрать развалины и ликвидировать столь нежелательную для них память.
Вспоминая, что шептало ему видение Рого в его воображении, он начал создавать… нечто.
* * *
Когда спасательные корабли Атрейдесов вернулись на Каладан и приблизились к космопорту города Кала, старый герцог не стал готовиться к пышным торжествам. Время и обстоятельства были слишком мрачными для обычных протокольных встреч с министрами, оркестрами и знаменосцами.
Герцог Атрейдес стоял на открытом воздухе и смотрел в синее небо, щурясь от яркого света слегка прикрытого облаками солнца, ожидая посадки кораблей. На голове герцога красовалась его любимая шапка из пятнистого китового меха — дул довольно холодный порывистый ветер, — хотя эта шапка никак не подходила к его камуфляжному кителю. Все положенные по такому случаю вассалы и придворная гвардия ожидали в полной готовности возле принимающей платформы космопорта, но герцогу не было никакого дела до одежды и впечатления, которое он производил на окружающих. Самым главным было другое: радость от того, что его сын возвращается домой, живой и невредимый.
Леди Елена, выпрямив спину, стояла рядом с мужем, одетая в формальное платье и шляпу, внешность и одежда ее были, как всегда, безупречны. Как только фрегат приземлился на посадочную площадку, Елена посмотрела на мужа с видом: «Я же тебя предупреждала», потом сложила губы в приветливую улыбку так, чтобы все это видели. Никто из присутствующих никогда бы не догадался, сколько раз супруги ссорились, пока лайнер, везший домой их сына, был в пути.
— Я не могу понять, как ты смог предложить этим двоим убежище, — говорила она спокойным, но ледяным тоном. Губы ее при этом продолжали улыбаться. — Иксианцы преступили запреты Джихада и теперь платят за это. Опасно вмешиваться в наказание Бога.
— Эти двое детей Верниуса невинны и останутся гостями Дома Атрейдесов до тех пор, пока в этом будет необходимость. Зачем ты ссоришься со мной? Я уже принял решение.
— Твои решения — не скрижали, выбитые в камне. Если ты прислушаешься ко мне, то, возможно, пелена спадет с твоих глаз и ты сумеешь разглядеть опасность, с которой мы столкнемся из-за их присутствия здесь. — Елена стояла на таком расстоянии от мужа, на котором должна была стоять по правилам хорошего тона. — Я беспокоюсь о нас и нашем сыне.
Корабль, приземлившись, выпустил опоры и замер. В отчаянии Пауль обернулся к жене.
— Елена, я многим обязан Доминику Верниусу, больше, чем могу тебе сказать, и не могу бросаться своими обязательствами. Даже если бы я не был обязан ему жизнью, если бы не было клятвы на крови, которую мы дали друг другу после битвы при Эказе, то и тогда я бы все равно предложил приютить его детей. Я сделал бы это от души не меньше, чем из чувства долга. Смягчи свое сердце, женщина. Подумай о том, что пришлось перенести этим двум детям.
Порыв ветра взметнул светло-рыжие волосы Елены, но она не дрогнула. По иронии она оказалась первой, кто приветственно махнул рукой детям, выходящим из корабля. Углом рта тем не менее она продолжала говорить:
— Пауль, ты сам подставил шею под топор имперского палача и при этом еще улыбаешься! Мы заплатим за это безумие, и ты не представляешь себе цену. Я хотела, чтобы всем было лучше.
Телохранители и гвардейцы старательно делали вид, что ничего не слышат. Зелено-черное знамя хлопало на сильном ветру. Трап корабля открылся и выдвинулся вперед.
— Неужели только я один думаю о нашей фамильной чести, а не только о политике? — прорычал Пауль.
— Тсс! Не говори так громко.
— Если бы я жил только для того, чтобы принимать безопасные решения, то никогда не стал бы мужчиной, и совершенно точно не был бы достоин того, чтобы называться герцогом.
Солдаты прошли вперед церемониальным маршем и застыли по стойке «смирно», образовав коридор, по которому должны были пройти трое спасенных с Икса. Лето появился первым, сделал глубокий вдох родного, напоенного морским ароматом воздуха, моргнул в неярком туманном свете солнца Каладана. Он был чисто вымыт и одет в чистую одежду, но в его облике чувствовалась усталость; кожа сохранила сероватый оттенок, темные волосы свалялись, брови над ястребиными глазами хмурились от невеселых дум и тяжелых воспоминаний.
Лето еще раз сделал глубокий вдох, словно ему было мало насыщенного йодом ветра, дувшего от берега недалекого моря, аромата рыбы и коптилен. Дома. Сейчас он не хотел больше никогда и никуда уезжать с Каладана. Он посмотрел вперед, ему не терпелось увидеть ясные молодые глаза отца, которые горели от предвкушения скорой встречи с сыном и от ярости по поводу того, что случилось с Домом Верниусов.
Ромбур и Кайлея вышли вслед за Лето, поступь их была осторожной и неуверенной. Изумрудные глаза Кайлеи блуждали, она с любопытством оглядывалась, осматривая новый для нее мир. Вид у нее был такой, словно свод неба над головой казался ей слишком большим. Лето захотелось успокоить ее. Но он сдержался, на этот раз помня о присутствии матери.
Ромбур выпрямился, было видно, как он изо всех сил расправил плечи, и пригладил непослушные светлые волосы. Он знал, что отныне он — это единственное, что осталось от Дома Верниусов, что он стал лицом, с которым будут иметь дело члены Ландсраада, пока его отец — граф-отступник находится в добровольном изгнании. Ромбур понимал, что борьба только начинается. Лето положил сильную руку на плечо друга и подтолкнул его к принимающей платформе.
Помедлив мгновение, Пауль и Лето одновременно бросились друг другу в объятия. Старый герцог прижался к щеке сына своей бородой, они хлопали друг друга по спине, не говоря ни слова. Потом они оторвались друг от друга, и Пауль взял своей мощной мозолистой ладонью сына под руку.