chitay-knigi.com » Классика » Овидий в изгнании - Роман Львович Шмараков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 ... 127
Перейти на страницу:
вниз, в мрак и тлень глубокой западни.

Хорошо хоть колов не натесали, подумал он, осторожно подымаясь. Вот тебе и справный кабан. Не говори гоп.

Но, кажется, попал он туда, куда ему было надо. Если он не ошибался, это был Подклет Раздола — то самое место, где, по устойчивому поверью, Славурон бережно хранил свою Смерть. Если так, оставалось ее найти.

Он медленно пошел вдоль стены, изострив все свои звериные чувства. И вдруг в углу багряно осветился очаг и склоненная женская фигура перед ним.

«Выдропуск, — позвала она, — али ищешь здесь чего?»

Когда, по его мнению, они достаточно оторвались от погони, он устало сел под деревом и принялся зашивать порванное рогатиной плечо. Девчонка, решившись наконец отойти от его руки, к которой она жалась с того момента, как он отбил ее у гридина, осторожно вошла в реку. Выдропуск пристально смотрел на ее движения. Тихо разводя воду руками, она вдруг сделала резкий шаг вперед, словно поскользнулась, и с торжествующим криком («Не шуми, выдашь», — хотел было сказать Выдропуск) выбросила ногой на берег большую перламутровую рыбу, пойманную пальцами. Она запекла ее, а выдранные жабры, багряные и маслянистые, приложила к плечу Выдропуска, и боль сразу унялась. Потом, достав из его холщового мешка ложку, она натерла ее жабрами до яркого блеска и сказала: «У нас в деревне ими поставцы полируют. А еще от них веснушки сходят». — «У тебя нету», — сказал Выдропуск. «Вот поэтому», — сказала она.

Она успела измениться.

Впрочем, памятный Выдропуску кривой кинжал на поясе остался тот же. И свободный разлет бровей, из-под которых пронизывающе глядели бирюзовые глаза, — этот разлет, этот взгляд, кажется, ничто не могло загубить и осквернить.

«Здесь нет Смерти Славурона, — сказала Роксолана, пристально наблюдая за ним. — Если ты за ней пришел, то втуне».

«Неужели погубит? — подумал он с быстротой, с какой растут, пожалуй, лишь совсем чужие дети. — Или… нет? Или еще любит?»

«Что мог ты мне дать, Выдропуск? — спросила она, словно читая его думы. — Свободу? Под которой ты понимаешь ночлеги на сырой земле под рябиной, от которых ломит поясницу, и сырое мясо, распаренное под седлом? А ведь я женщина… мне детей надо. Мне их хочется, Выдропуск. И чтобы над их колыбелью была крыша, а не степное небо».

И вот поэтому ты…

«Ты хочешь, должно быть, меня осудить? Не стоит. Никто, кроме тебя, в этом не виноват. Славурон дает мне корм, кровлю и покой. И надежду, что моя жизнь сможет пойти другой дорогой. Ты хочешь, чтоб я эту надежду снова променяла на твою постылую свободу?»

Она резко встала.

«Здесь нет Смерти Славурона, зольх, — повторила она. — Он ждал тебя и позаботился об этом. А вот твоя Смерть… она здесь есть».

Она достала из тисового ларца черную головню и подняла над головой. И когда он еще глядел на нее, невольно отступая и обнажая страшные, но бесполезные клыки, она в розмах метнула головню в огонь.

И тотчас резкая боль, пронизавшая его руки и грудную клетку, принесла ему двойное знание, в котором не было блага.

Он человек.

И он умирает.

Младший сантехник сложил блокнот Муми-троллем вверх.

Над творческим коллективом нависло неприятное молчание, из тех, что разрешаются, как грозовые тучи, репликами вроде «Я Эдип!» или «Вот мерзавец, от которого погибла Москва!», впоследствии попадающими в карманные пособия по риторике для девиц и сочувствующих.

— Допустим, — безнадежно сказал средний сантехник, — этот… как его…

— Выдропуск, — подсказал младший.

— Да. Этот Выдропуск — это аспирант Федор. И он приезжает, допустим, в Салехард. Ему там официально не рады. Он открывает холодильник…

— Введя пароль, — уточнил младший.

— Да. Введя пароль… А там на полке с огурцами сидит… эта твоя… Лера. Поджав ноги. Синие. И держит в руке, допустим, вареную колбасу. И говорит…

— Так сладко, чуть дыша, — опять уточнил младший.

— Не сбивай… Так вот, говорит: «Если ты, некогда любимый мною, а теперь невыносимый для простого глаза аспирант, не перестанешь искать встреч с моим сыном Георгием, то я сейчас…»

— Что? — поинтересовался младший.

— Ты меня сбил с мысли! — злобно сказал средний. — Сам придумывай, если умный такой, понял? Твоя Лера, в конце концов! И колбаса твоя!

— Извини, Вась, больше не буду. Ну, извини, давай дальше…

— Так вот, — продолжил средний с тяжелой интонацией отложенного, но неразрешенного конфликта. — Короче, между ними происходит разговор о пределах власти родительской. Он говорит: «Как это — не ищи встреч? Это же сын мой! Я его отец!» Она ему: «Не тот отец, кто родил, а тот, кто воспитал! Ты — биологический отец, не стану отрицать, но мальчику нужен другой отец, не биологический, а этот, как его…»

— Клинический? — не утерпев, подсказал младший.

— Нет, — подумал и отверг средний. — Не клинический, а который ходит с сыном в парк есть мороженое. Чувствуя в своей широкой руке его маленькую, доверчивую ладошку.

— Лорд Честерфилд, — констатировал младший. — Завышенные требования.

— Он говорит, — продолжал средний, — «Разве это не я? Разве я не думал о нашем малыше самые нежные думы?» А она: «Ах, это ты! А где был ты, когда у него был коклюш, я всю ночь сидела при нем, глаз не сомкнувши, а в семь утра уходила на работу? А где был ты, когда я его ягелем кормила две недели до зарплаты? А где был ты…»

— Когда от солнца воссияли повсюду новые лучи, — завершил младший и добавил: — А потом она говорит: «Стремнинами путей ты разных прошел ли моря глубину?» В том смысле, что ты к нам поездом или с островов Арктического Института?

— Что он там делал? — насторожился средний.

— А у него обсерватория, — предположил младший. — Изучает он, например, зимней ночью, какое дал Творец пространство небесам.

— Не усугубляй наших проблем космогоническими, — сказал средний. — Итак, Федор говорит: поездом.

— А она тогда: вот и прекрасно, через час идет обратный, а пока пойдем, я тебя ягелем угощу. Как знала, что приедешь, — нарвала свеженького по полярному утру.

— Федор, негодуя, захлопывает дверь холодильника, но вареная колбаса не дает ей закрыться, Лера выскакивает оттуда, ударяет Федора колбасой по голове, потом еще и еще, отчего он тут же решает уехать обратно на острова…

— Вась, ты же говорил, он не оттуда приехал…

— Неважно, на Землю Франца-Иосифа… «Да здравствует император Франц-Иосиф!» — кричит он, спешно покидая сумрачный дом…

— Вась, не перегибай образовательную планку, читатель не оценит, — остерег младший.

— А она, отшвырнув надломленную колбасу, бросается на диван и истошно кричит: «Господи, как же мне это надоело! Как надоело мне это все! Кто бы

1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 ... 127
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности