«Он (Амурский. — Л. А.) пишет: „Сколько ярких, горячих красок находит писатель на своей палитре, когда описывает гибель кораблей 2-й тихоокеанской эскадры, и какими часто холодными становятся эти краски, когда писатель переходит к описанию героизма русских моряков. О мужественных подвигах своих соотечественников автор часто упоминает лишь двумя-тремя фразами“…

Из этих слов читатель может сделать вывод, что я — по меньшей мере какой-то недоброжелатель своей родины, лишённый всякого чувства патриотизма. В такой абсурд едва ли может верить и сам т. Амурский. Разве у меня недостаточно ярко описаны миноносец „Буйный“ и его командир Коломейцев? Крейсеру „Дмитрий Донской“ я посвятил несколько глав. И неужели такими холодными красками описаны мной герой-кочегар Бакланов, машинист Бабушкин, лейтенант Гирс, командир Лебедев, старший офицер Блохин?»

«Кабинет Алексея Силыча удивлял в первую очередь своей простотой. По стенам стояли шкафы с книгами, макеты кораблей. На стенах висело огромное количество фотографий, которые напоминали пережитое, друзей, родных. Большой письменный стол был завален газетами, рукописями и письмами. На переднем плане стояла пишущая машинка. А над всем этим висела люстра в виде якоря морского.

Две маленькие комнаты занимали сыновья, а одна была спальней, и в ней находилась его маленькая дочка Ирина, ей ещё не было пяти лет.

Большая столовая поражала входящих своей величиной, простотой и уютом. Это была огромная комната, стены которой были отделаны резным дубом. По стенам, как и в кабинете, были развешаны картины с изображением кораблей и фотографии родных. На буфете, который был как бы слит с дубовой отделкой стен, стояли различные подарки, полученные Алексеем Силычем на шестидесятилетие».

«В середине комнаты стоял очень большой и широкий стол старинной работы, застеленный белоснежной скатертью и бесконечным количеством вышитых салфеточек. Этот уют хранила и поддерживала жена Алексея Силыча — Мария Людвиговна, большая рукодельница.

В доме Новиковых очень любили и старались сохранить семью. За стол садились всей дружной семьёй. Кроме семьи, у Новиковых за столом всегда были посторонние: секретарь, шофёр и кто-нибудь из посетителей.

Алексей Силыч и Мария Людвиговна были очень общительны и приветливы. К ним шли с радостью и с горем. Всех встречали, всех сажали за стол и всем помогали. Алексей Силыч сидел на своём месте, приветливо кивал окружающим и глаза его блестели лучистой, доброй улыбкой. Чем больше сидело людей, тем больше светились глаза Алексея Силыча.

В доме Новиковых очень любили собирать гостей. Алексей Силыч и Мария Людвиговна были очень гостеприимны.

В столовой и без того большой стол раздвигался на две доски и накрывали на 30–40 человек. Приглашали на дни рождения, на семейные юбилеи, по случаю нового издания, после удачной охоты или просто поделиться с друзьями новой задумкой.

Красиво сервированный стол был заставлен графинами, всевозможной закуской, нарядными салатами, мастерски украшенными руками Марии Людвиговны.

После удачной охоты на стол подавали жареную дичь или жареную зайчатину.

Среди гостей почти всегда присутствовали писатели Перегудов А. В., Лидин В. Г., Леонов Л. М., Никандров Н. Н., литературный критик Замошкин и директор издательства Чагин П. И.

Гости выходили на балкон, где были развешаны зайцы, и обсуждали подробности охоты, рассказывали анекдоты и всевозможные случаи из охотничьей жизни.

Мария Людвиговна умела очень вкусно приготовить зайчатину. Она шпиговала их салом и зажаривала в духовке.

Чагин П. И., этот весёлый и остроумный человек, перемигиваясь с гостями и глядя на Марию Людвиговну, всегда замечал:

— Ну и зайчатина, я вам скажу, просто прелесть! И кто это так сумел приготовить?

А потом всегда заканчивал такими словами:

— Силыч, заверни-ка мне парочку зайчиков с собой домой! Вон их сколько висит у тебя на балконе!

Все весело смеялись, снова пили за здоровье охотника, за его удачу и за вкусную кухню хозяйки. Далеко за полночь засиживались гости и долго не смолкали их смех и шутки».