У Клэри внезапно пересохло во рту. Ответить она ничего не успела, потому что вновь появилась Кайли: принесла картошку фри и то, что заказала Клэри, – зеленый молочный коктейль, что-то вроде сырой котлеты и полную тарелку сверчков в шоколаде. Клэри не испытала по этому поводу никаких эмоций – внутри все сжалось в такой тугой узел, что было не до еды.

– Джейс, – заговорила она, едва официантка скрылась из виду. – Это уже неважно. Ты все делал правильно…

– Нет, дай мне закончить, – снова перебил Джейс, разглядывая свою картошку, будто в ней скрывались все тайны мироздания. – Я должен сказать это сейчас, иначе не скажу никогда. Я думал, что потерял свою семью. Не Валентина – Лайтвудов. Думал, что больше не нужен им. Думал, что у меня не осталось никого на свете, кроме тебя. Я был совершенно раздавлен и срывал злость на тебе. Мне очень жаль. Ты права.

– Нет! Это я вела себя глупо! Я поступала с тобой жестоко и…

– Ты имела на это полное право.

Джейс поднял на нее глаза, и что-то в его взгляде напомнило Клэри ее саму в далеком детстве. Года в четыре она рыдала на пляже над разрушенным замком из песка. Мама пыталась успокоить ее, предлагала построить для нее другой замок, но Клэри была безутешна – ведь то, что она считала вечным и незыблемым, легко разрушила вода и ветер.

– Ты права, – говорил Джейс. – Мы живем не в пустоте. Нас окружают люди, которые любят нас. Если мы дадим волю своим чувствам, им придется нелегко. Это эгоистично. Если поступим так – будем ничем не лучше Валентина.

Он произнес имя отца так, будто захлопнул дверь у Клэри перед носом.

– Теперь я просто твой брат. Ты ведь этого хотела?

Джейс посмотрел на нее с надеждой, явно ожидая, что она обрадуется. Клэри тянуло закричать, что он разбивает ей сердце на мелкие кусочки. В ушах стоял шум морских волн, а в глазах щипало, как от песка или соленых брызг. Она долго молчала, собираясь с силами, а когда наконец ответила, голос прозвучал еле слышно, будто издалека:

– Да, Джейс. Я хотела именно этого.

Почти в прострации, Клэри поднималась по ступенькам к стеклянным дверям больницы «Бет-Израиль». Прийти сюда сейчас было самым правильным решением. Больше всего на свете ей хотелось разрыдаться у мамы на плече, даже если нельзя объяснить ей причину слез. И раз это невозможно, Клэри хотела хотя бы поплакать, сидя рядом с маминой койкой.

В «Таки» она держалась неплохо. Хватило сил обнять Джейса на прощание, и только в вагоне потекли слезы – обо всех: о Джейсе, о Саймоне, о Люке с мамой и даже о Валентине. Она рыдала так громко, что человек, сидевший напротив, протянул ей бумажную салфетку, а она крикнула: «На что уставился, придурок?!», – потому что именно так принято в Нью-Йорке. После этого ей слегка полегчало.

На верхней площадке лестницы стояла какая-то женщина в длинном темном бархатном плаще с капюшоном, скрывающем лицо. На Манхэттене нечасто встретишь кого-то в подобном наряде. Клэри огляделась – похоже, никто вокруг странную незнакомку не замечал. Ясно, значит, чары.

– Слушайте, если вы ждете меня, то говорите, что вам нужно, – заявила она незнакомке. – Я сейчас не настроена играть в секреты.

Несколько прохожих удивленно воззрились на ненормальную девчонку, которая громко разговаривает сама с собой. Клэри еле удержалась, чтобы не показать им язык.

– Хорошо, – раздался смутно знакомый голос.

Женщина откинула капюшон, и по плечам водопадом хлынули серебряные волосы. Клэри сразу узнала ее – та самая Охотница, помешавшая Малику метнуть нож в колесо Люка. Черты лица у нее были острые, угловатые, слишком резкие, а глаза имели необыкновенно красивый ореховый оттенок.

– Меня зовут Мадлен. Мадлен Белльфлер.

– И что вам от меня нужно? – спросила Клэри.

Женщина помедлила с ответом.

– Я знала твою маму. Мы дружили в Идрисе.

– К ней нельзя, – отрезала Клэри. – Пока она не поправится, посещения разрешены только для членов семьи.

– Она не поправится.

Это прозвучало как пощечина.

– Что?! – переспросила Клэри.

– Прости, я не хотела тебя расстраивать. Просто я знаю, что именно случилось с Джослин, в обычной больнице ей ничем не помогут. Джослин сама вызвала это состояние, Кларисса.

– Нет. Вы ничего не понимаете! Это сделал Валентин!

– Она успела раньше, чем Валентин добрался до нее. Она погрузилась в сон, чтобы твой отец не смог вытянуть из нее никакой информации. Она все продумала и доверила секрет лишь одному человеку. И лишь один человек знает, как разбудить ее. Я.

– То есть вы… – прошептала Клэри.

– Да, – сказала Мадлен. – Я могу рассказать тебе, как разбудить маму.

С прошлой недели погода переменилась. Внезапное похолодание прошло, и снова светило яркое солнце. Клэри спешила по пыльной дорожке к дому Люка, придерживая на голове капюшон, чтобы волосы не лезли в лицо. Несмотря на потепление, ветер с Ист-Ривер был по-прежнему холодным. Он нес слабый запах каких-то химикатов, асфальта, бензина и жженого сахара с заброшенной фабрики.

Саймон ждал ее на крыльце, сидя в кресле с торчащими пружинами. На коленях у него лежала карманная игровая консоль, и Саймон сосредоточенно тыкал в экран стилусом.

– Есть! – воскликнул он, когда Клэри поднялась по ступенькам, и пояснил: – В «Гонках Марио» я просто чемпион!

Клэри сняла капюшон, отбросила с лица волосы и полезла в карман за ключами:

– А где тебя носило? Я пыталась дозвониться все утро.

Саймон поднялся с кресла, засовывая консоль в сумку:

– У Эрика, на репетиции.

Клэри перестала воевать с замком – ключ вечно застревал – и удивленно уставилась на Саймона:

– На репетиции? Ты что, до сих пор…

– Ну да, я до сих пор в группе. С чего бы мне там не быть? – Он подвинул Клэри в сторону. – Пусти, дай я.

Он со знанием дела нажал на дверь – не сильнее и не слабее, чем нужно, – и легко повернул ключ в капризном старом замке. Открывая дверь, Саймон слегка задел Клэри рукой. Кожа у него теперь стала прохладной, не теплее окружающего воздуха. Клэри поежилась. Они решили прекратить попытки построить романтические отношения всего неделю назад, и она до сих пор смущалась всякий раз, когда видела Саймона.

– Спасибо, – сказала она, не глядя на него, и забрала ключи.

В гостиной было жарко. Клэри повесила куртку на крючок и направилась в свою комнату. Саймон шел следом. Чемодан лежал на кровати раскрытым, как огромная раковина, а вокруг в беспорядке валялась одежда и блокноты для рисования.