Вот только я ненавижу перемены, подумала Клэри и глубоко вздохнула, набираясь смелости.

– Люк, Валентин сказал мне одну вещь… тогда, на корабле. Про то, что…

– За словами «Валентин сказал» не может последовать ничего хорошего, – пробормотал Люк.

– Может быть. Но это касалось тебя и мамы. Валентин сказал, что ты ее любишь.

Воцарилось молчание. Машина встала в пробке. Мимо прогромыхал поезд. Наконец Люк произнес:

– Ты считаешь, что так и есть?

– Ну, не знаю… – Клэри чувствовала повисшее в воздухе напряжение и постаралась тщательно подобрать слова. – Вообще-то Валентин упоминал об этом и раньше, но я полагала, что это все от злобы и ненависти, и пропустила его слова мимо ушей. А в этот раз все-таки задумалась. Ведь на самом деле же непонятно, почему ты всегда находился рядом, почему стал мне настоящим отцом. Летом мы приезжали жить в твой загородный дом. Ни ты, ни мама больше ни с кем не встречались. Может, вы все это время были вместе и просто таились? Может, боялись, что я слишком маленькая и не пойму или начну задавать вопросы об отце? Но теперь-то я не маленькая, и мне можно все рассказать.

Снова повисла тишина. Пикап медленно полз в плотном потоке машин. Люк барабанил пальцами по рулю, щурясь на солнце.

– Ты права, – признался он наконец. – Я люблю твою маму…

– Та к это же здорово! – воскликнула Клэри, стараясь поддержать его, хотя у нее в голове не укладывалось, как люди в таком возрасте могут в кого-то влюбляться.

– …только она про это не знает, – закончил Люк.

– Не знает?! – переспросила Клэри, всплеснув руками. К счастью, кофе она успела выпить. – Как не знает? Ты ей не сказал?

– Ну, в общем, нет, – ответил Люк, утопив педаль газа. Машину тряхнуло.

– Почему?

Люк вздохнул и поскреб колючий подбородок:

– Не представилось подходящего случая.

– Это очень неубедительная причина!

Люк хмыкнул:

– Пожалуй, но это правда. Я понял, что влюблен в Джослин, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, – шестнадцать. Как раз тогда мы сдружились с Валентином. С ним я соперничать не мог. Я даже в какой-то мере обрадовался тому, что она выбрала Валентина. Думал, что если она будет не со мной, то, по крайней мере, с кем-то, кто ее достоин. Когда я понял, как ошибался, было уже поздно. Когда мы вместе бежали из Идриса, она носила под сердцем тебя. Я предложил ей выйти за меня замуж, обещал заботиться о ней. Сказал, что мне не важно, кто отец ребенка, я буду воспитывать его как родного. Джослин решила, что я предлагаю это из жалости. Я не мог убедить ее, что мной движут совершенно эгоистические соображения. Она отказалась быть обузой и в Париже покинула меня, а я вернулся в Идрис. Однако покоя я не нашел, потому что потерял часть себя. Этой частью была Джослин. Мне снилось в кошмарах, что она в беде и зовет меня… В конце концов я отправился ее искать.

– Я помню, как она обрадовалась, когда ты нас нашел, – пискнула Клэри.

– И да, и нет. Я напоминал ей обо всем, от чего она бежала и о чем хотела забыть. Она позволила мне остаться, взяв с меня обещание, что я порву связи со стаей, с Конклавом, со всем, что осталось в Идрисе. Я хотел бы жить вместе с вами, но Джослин боялась, что превращения в волка будет невозможно от тебя скрыть. Поэтому я купил книжный магазин, взял другое имя и сделал вид, что Люциан Греймарк умер. В какой-то степени так и было.

– Ты и в самом деле очень многим пожертвовал ради мамы. Ты отказался от всей своей жизни!

– Я мог бы сделать гораздо больше, – сухо сказал Люк. – Но Джослин хотела во что бы то ни стало держаться как можно дальше от Конклава и нежити. Что бы я ни делал, я все равно остаюсь оборотнем, живым напоминанием о былом. Кроме того, Джослин категорически не хотела, чтобы ты узнала о своем происхождении. Я не одобрял регулярных походов к Магнусу, когда тебе стирали память, но она настаивала. И прогнала бы меня, если бы я попытался вмешаться. И конечно же она никогда не согласилась бы выйти за меня замуж – если бы ты узнала, что я оборотень, рухнули бы те хрупкие стены, которые она столько лет возводила между собой и незримым миром. Я не мог с ней так поступить, поэтому молчал.

– И ты никогда-никогда не говорил ей о своих чувствах?

– Твоя мама – женщина неглупая, – сказал Люк спокойно, однако в его голосе слышалось некоторое напряжение. – Она наверняка понимает. Я предлагал ей выйти за меня замуж. Хотя она отказывала очень мягко, я четко сознал: она прекрасно знает о моих чувствах, но не разделяет их.

Клэри молчала.

– Ничего, – произнес Люк с деланой беззаботностью. – Я давно смирился.

Клэри чувствовала, что нервы ее натянуты до предела, и вовсе не из-за выпитого кофе. О том, как все это похоже на ее собственную жизнь, она старалась не думать.

– А ты сказал ей, что любишь, когда предлагал за тебя выйти? Что-то я сомневаюсь!

Люк не ответил.

– Тебе следовало открыть ей правду! И ты совсем не знаешь, что она на самом деле к тебе чувствует!

– Знаю, – отрезал Люк, давая понять, что разговор пора заканчивать.

Но Клэри сделала вид, что не услышала предостерегающие нотки:

– Помню, я однажды спросила ее, почему она ни с кем не встречается. Она ответила, что ее сердце уже занято. Тогда я решила, что она говорит про отца, но теперь я в этом совсем не уверена!

Люк искренне удивился:

– Правда? Она так сказала? – Он осекся и добавил: – Наверняка она имела в виду Валентина.

– Сомневаюсь… А тебе самому разве не надоело хранить молчание? Держать в тайне то, что чувствуешь?

До самого конца моста никто не вымолвил ни слова. Пикап выехал на Орчард-стрит и помчался мимо лавок и ресторанов, на вывесках которых красовались алые и золотые китайские иероглифы.

– Да, надоело, – наконец признался Люк. – Одно время я убеждал себя, что надо радоваться тому, что есть. Что возможность просто быть рядом с вами лучше, чем ничего. Но когда не можешь сказать правду тем, кого любишь больше всего на свете, рано или поздно теряешь способность говорить правду самому себе.

У Клэри зашумело в ушах. Она опустила глаза и обнаружила, что смяла стаканчик в бесформенный ком.

– Отвези меня в Институт. Пожалуйста.

Люк посмотрел на нее удивленно:

– Разве ты собиралась не в больницу?

– Приеду потом. Сейчас у меня есть одно срочное дело.

Солнечные лучи пронизывали воздух в соборе, и в них кружились мелкие пылинки. Клэри пробежала между скамьями, кинулась к лифту и забарабанила по кнопке вызова.

– Давай, давай, давай… – нетерпеливо шептала она.

Двери лифта распахнулись, и Клэри столкнулась нос к носу с Джейсом. Он вытаращил глаза от неожиданности: