– Я внизу, в вестибюле. Поторопись.

Эйвери попыталась сделать все возможное за те пять минут, которые она решилась себе предоставить. Если результат ее стараний и нельзя было назвать ослепитель­ным, все же он оказался достаточно удовлетворительным для того, чтобы Тейт дважды окинул ее взглядом, когда она выходила из лифта.

На ней был модный, элегантный костюм. Сапфирово-синий шелк дополнительно подчеркивал ее яркую внеш­ность. Локоны, правда, пострадали от влаги, поэтому она предпочла изощренно-драматический образ, придав ему законченность с помощью массивных золотых серег.

– Что, черт побери, такое? – спросил Тейт, ведя ее к вращающимся дверям. – Отец сказал, Мэнди сильно рас­строилась.

– Расстроилась? Это не то слово. Как с цепи сорва­лась.

– Почему?

– Да потому, что ей всего три, и она целый день про­тряслась в машине. Я вполне понимаю, отчего она себя так вела, но и понимание имеет пределы. Боюсь, я непри­ятно поразила Зи, но я ее отшлепала.

Они как раз подошли к машине, припаркованной под порт-кошером. Рука Тейта замерла на ручке дверцы.

– Что-что ты сделала?

– Переключила ее внимание. И это сработало.

Секунду он всматривался в ее решительное лицо, по­том мотнул головой, указывая на сиденье, и резко сказал:

– Садись.

Затем, торопливо сунув чаевые швейцару, который присматривал за машиной, сел на водительское место и осторожно выехал на улицу. Дворники трудились вовсю, ведя неравную борьбу с проливным дождем.

Тейт повел автомобиль по Мэйн-стрит, обогнул импо­зантное здание окружного суда и, оставив позади мост через Тринити, помчался дальше, в северную часть Форт Уорта, история которого создавалась на знаменитых скотных дворах ковбоями и головорезами.

– Зачем ты сам за мной поехал? – спросила Эйвери, пока машина неслась сквозь грозу. – Я ведь могла взять такси.

– Мне все равно было нечего делать, кроме как око­лачиваться за сценой. Я решил, что хоть с пользой прове­ду время, если поработаю за таксиста.

– Дерк и Ральф ничего не сказали, когда ты собрался ехать?

– Ничего. Они и не знали.

– Как!

– Когда они спохватятся, что меня нет, будет поздно кричать вдогонку. Да и вообще, я чертовски от них устал, готовя текст речи.

Он вел машину безрассудно быстро, но она решила не обращать на это внимания. Он был явно не расположен выслушивать замечания, пребывая в беспросветной мрач­ности.

– Почему нас к тебе вызвали? – поинтересовалась она, надеясь выведать причину его раздражительности.

– Ты следила за результатами опросов?

– Конечно.

– Тогда ты сама должна знать, зачем меняют страте­гию. Мои консультанты считают, что пора идти на край­ние меры. Это турне затевалось, чтобы еще больше возбу­дить энтузиазм и заручиться дополнительной поддержкой избирателей. Вместо этого, с момента его начала, я отстал еще на три пункта.

– Нельсон что-то говорил о твоем неприкаянно-холостяцком имидже.

Тент тихо ругнулся:

– Это они так думают.

– Кто они?

– Да Ральф с Дерком, кто же еще? Они считают, что шеренга родственников у меня за спиной убедит избира­телей, что я не склонен пороть горячку. Якобы семейный человек производит более солидное впечатление. Черт его знает! Но они мне все уши прожужжали, так что я почти оглох.

Он въехал на автостоянку при комплексе «Билли Бобс Тексас», имеющего славу самого большого злачного места в мире, с крытой ареной для родео. Избирательный коми­тет Тейта снял его на вечер, и в кампании по сбору средств должны были участвовать несколько исполните­лей кантри и актеров вестернов.

Тейт поставил машину прямо перед входом. Из двер­ного проема возникла фигура ковбоя в желтом непромо­каемом плаще и фетровой шляпе, с широких полей кото­рой капала вода. Он направился к машине. Тейт опустил стекло.

– Здесь нельзя ставить машину, мистер.

– Я…

– Придется вам ее убрать. Вы закрыли проход.

– Но я…

– Через дорогу есть еще парковка, но там тоже все может быть забито из-за столпотворения. – Он покатал во рту комок табака. – Короче, здесь нельзя.

– Я Тейт Ратледж.

– Бак Бердин. Рад познакомиться. Но здесь все равно парковаться нельзя.

Бак самым очевидным образом был далек от политики. Тейт взглянул на Эйвери. Она дипломатично опустила глаза, изучая свои сложенные на коленях руки и кусая губу, чтобы не рассмеяться.

Тейт сделал еще одну попытку:

– Я баллотируюсь на пост сенатора.

– Послушайте, мистер, вы переставите машину, или мне придется выкатить ее пинками?

– Думаю, лучше ее переставить.

Несколько минут спустя он поставил автомобиль на аллее в квартале от комплекса, между обувной мастерской и пекарней. Выключив мотор, он посмотрел на Эйвери, а она, в свою очередь, покосилась на него. И они одновре­менно расхохотались.

– О Боже, – выговорил он наконец, потирая перено­сицу. – Я жутко измотался, а посмеяться так здорово. Пожалуй, Бака Берлина стоит поблагодарить. – Дождь налетал шквальными порывами, заливая окна машины. Улицы точно вымерли. Мастерская и пекарня были за­крыты, и лишь неоновые вывески расплывчато светили им сквозь стекло розовым и голубым.

– Пришлось очень туго, да, Тейт?

– Да. Очень. – Он бездумно водил пальцем по шву мягкого замшевого чехла на руле. – День ото дня я теряю позиции, вместо того, чтобы их укреплять. В последние предвыборные недели моя кампания хиреет, а должна бы, наоборот, с каждым часом набирать силу. Похоже, Деккер опять добьется своего. – Он ударил кулаком по рулю.

В этот момент Эйвери не видела ничего вокруг, только его. Она была целиком поглощена его словами, понимая, что он нуждается как бы в резонаторе, который воспри­нимает звуковую волну, но сам молчит. Он мог и не гово­рить ей про усталость. От уголков его рта и глаз протяну­лись красноречивые морщины.

– Я никогда ни секунды не сомневался, что мне самой судьбой назначено служить своему штату в Сенате США. – Он повернул голову и посмотрел на нее.

Она кивнула, но ничего не сказала, не зная, как лучше ему ответить. Банальностей и общих мест он не примет.

– Я даже не стал баллотироваться в Палату предста­вителей и решил сразу идти к своей конечной цели. Но теперь я начал сомневаться и спрашивать себя, не поверил ли я людям, которые говорили мне только то, что я хотел слышать. Может, у меня мания величия?

– Без сомнения. – Она улыбнулась, заметив его удив­ление по поводу такого ответа. – Но попробуй назови мне хоть одного политика, у которого ее нет. Принять на себя ответственность за тысячи жизней может только бо­лее чем самоуверенный человек.