Трулл Сэнгар вздрогнул от раздавшегося кашля – вернулся Быстрый Бен, согнувшийся пополам; из его глаз ручьями текли слезы, а от тела поднимался как будто дым. Он отхаркался, сплюнул и медленно выпрямился.

С улыбкой.

Хозяин таверны «У Харридикта» жил словно в осаде. Он страдал уже месяцы и годы. Его заведение, когда-то призванное обслуживать надзирателей тюрьмы, было захвачено, как и весь портовый городок, взбунтовавшимися заключенными. Теперь вокруг царил хаос, от которого честный человек преждевременно старился. Однако денежки текли.

Хозяин завел привычку подсаживаться к капитану Шурк Элаль и Скоргену Кабану – Красавчику за их любимый стол в углу в периоды затишья в царстве хаоса, когда официантки и мальчики на побегушках носились не в панике, а солидно, когда дикий ужас в глазах сменялся усталым равнодушием и все в такой момент казалось правильным и разумным.

Было какое-то спокойствие в капитане – в явной пиратке, если Странник писает точно, а он не мажет, – и особое изящество в манерах; хозяин ясно видел, что она смогла похитить у благородных не только монеты, но и культуру и стала остроумной, блестящей женщиной.

Похоже, он влюбился, причем безнадежно. Тяготы профессии и слишком частая дегустация местного эля превратили хозяина – по его же собственной честной и беспристрастной оценке – в развалину и погрузили в безразличие, которое он в лучшие дни называл деловой хваткой. Выдающийся живот, круглый, как большой котел, и почти такой же, твою мать, засаленный. Громадный нос – на зависть Скоргену – с набухшими венами; волосы из угрей и из ноздрей вплетаются в усы – когда-то у косматых мужчин была такая мода, но, увы, прошла. Слезящиеся, близко посаженные глазки – белки пожелтели так давно, что и не верится, что когда-то они были другими. Передних зубов осталось всего четыре: один сверху, три снизу. Все же лучше, чем у жены: она потеряла последние два, впечатавшись в стену, когда осушала бочонок эля – медный кран вышиб два выдающихся резца из десен; и если бы она ими тут же не подавилась, то оставалась бы с мужем, бедняжка. Когда она была трезвой, то пахала как лошадь.

Жизнь стала совсем тоскливой – и вдруг является блистательная, знойная пиратка-капитан! Как ни погляди, а приятнее общаться с ней, чем с чужеземцами, шастающими во дворец Бруллига Шайха и обратно, словно это их отчий дом, а потом торчащими здесь, сгорбившись над игровым столом – самым большим столом, между прочим, в этой проклятой таверне, и всего с одним кувшином эля на целую ночь, сколько бы их ни сидело за этой странной, чужеземной и нескончаемой игрой.

О, он был вправе потребовать долю, и они платили без возражений – хотя он так и не понял правил игры. И как же летали туда-сюда диковинные квадратные монеты! Но барыш заведения того не стоил. Обычная игра «черпачок» за ночь принесла бы таверне вдвое больше. И эль рекой бы лился – игроку в «черпачок» не нужна ясная голова, слава Страннику. Так что эти чужеземцы были хуже мха, арендующего валун, как говаривала его дражайшая супруга, стоило ему присесть отдохнуть.

Размышляю о жизни, любимая. Поразмышляй об этом кулаке, муженек. Она была та еще штучка. Такая тихая с тех пор, как краник вбил зубы ей в горло…

– Ладно, Баллант, – прорычал Скорген Кабан с густым пивным выдохом, нагнувшись над столом. – Ты садишься к нам за стол каждую гребаную ночь. И просто сидишь. Ничего не говоришь. Ты самый неразговорчивый содержатель таверны.

– Оставь человека в покое, – сказала капитан. – У него траур. Горю слова не нужны. Слова вообще последнее, что нужно в горе, так что утри сопливый нос, Красавчик, и заткни зубастую дыру под ним.

Старший помощник стушевался:

– Мне-то про горе откуда знать, капитан. – Обшлагом он вытер мокрые дырки на месте носа и повернулся к Балланту. – Сиди, хозяин, и продолжай молчать себе, сколько влезет.

Баллант с трудом отвел восхищенный взгляд от капитана, чтобы кивнуть и улыбнуться Скоргену Кабану, и тут же вновь уставился на Шурк Элаль. Алмаз у нее во лбу сверкал в свете тусклой лампы, как крохотное солнышко, драгоценный камень в сердитой морщинке – о, он ее на забудет! – но она хмурилась, а это нехорошо. Нехорошо для женщины.

– Красавчик, – начала она негромко, – помнишь пару этих, из Багровой гвардии? Один был смуглый такой – чуть посветлее, чем эдур. А другой – с бледно-голубой кожей; вроде какой-то полукровка с островов.

– И что с ними, капитан?

– Ну… – Она кивнула в сторону чужеземцев вокруг игрового стола у стены. – Вон те. Чем-то напомнили мне двух из отряда Стальных Прутьев. Не просто кожа, а жесты, то, как они двигаются, и я даже слышала некоторые слова на их языке. Странные совпадения. – Она перевела взгляд темных, но сияющих глаз на Балланта. – Хозяин, что ты знаешь о них?

– Капитан, – запротестовал Скорген, – у него же траур…

– Тихо. Мы с Баллантом ведем непринужденную беседу.

Да уж, совершенно непринужденную, пусть даже алмаз слепит глаза, а от пряного аромата ее дыхания голова плывет, как от лучшего ликера. Моргая, Баллант облизнул губы – соленые от пота.

– У них постоянные встречи с Бруллигом Шайхом. Потом они возвращаются сюда и бездельничают.

Она зарычала – даже это получалось у нее очень мило.

Скорген фыркнул – смачно, потом здоровой рукой аккуратно вытер стол.

– Невероятно, капитан! Бруллиг – ваш старинный друг, а вы его даже увидеть не можете, притом что горстка дешевых чужеземцев бурчит ему в уши целый день – и каждый день! – Он приподнялся. – Ну-ка я с ними потолкую…

– Сядь, Красавчик. Что-то подсказывает мне, что лучше не связываться с этой толпой. Если только ты не намерен лишиться еще какой-нибудь части тела. – Шурк Элаль нахмурилась, и алмаз почти совсем пропал в морщине. – Баллант, ты говоришь, бездельничают? Вот это действительно самое любопытное. Такие, как они, не теряют времени даром. Нет. Значит, чего-то ждут. Чего-то или кого-то. И встречи с Шайхом похожи на переговоры, какие-то торги, от которых Бруллиг не может отвертеться.

– Не нравится мне это, капитан, – пробормотал Скорген. – Я начинаю нервничать. Не говоря уж про лавину льда – Бруллиг не убежал, когда она надвигалась…

Шурк Элаль хлопнула по столу:

– Вот оно! Спасибо, Красавчик. Вот о чем говорила одна из тех женщин, Коротышка или Умница. Лед отбили, да, но не горстка магов, работающих на Шайха. Именно чужеземцы спасли проклятый остров. Вот почему Бруллиг не может закрыть перед ними двери. Это не переговоры. Говорят только они. – Она медленно выпрямилась. – Что удивляться, что Шайх не хочет меня видеть… Странник побери, я удивлюсь, если он вообще еще жив!

– Жив, жив, – сказал Баллант. – По крайней мере, люди его видели. И потом он любит фентский эль и заказывает у меня бочонок каждые три дня. Бесперебойно, до сих пор. Да вот прямо вчера…

Капитан снова подалась вперед:

– Баллант, в следующий раз, когда пришлют за элем, позволь мне и Красавчику доставить его.