занятиям и служит остальным в страхе христовом (гл. 5-я). В мисте­риях Митры посвященные считали себя воинами, которых бог призвал бороться против соблазнов чувственного бытия. Точно так же и Павел внушает в Послании к эфесянам своим последователям: «Облекитесь во всеоружие божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против на­хальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего примите всеоружие божие, дабы вы могли противостоять в день злый и, все преодолевши, устоять. Итак, станьте, препоясовши чресла ваши истиною и облекшись в броню правед­ности, и обувши ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете уга­сить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть слово божие; вся­кою молитвою и прошением молитесь во всякое время ду­хом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и мо­лением о всех святых и обо мне, дабы мне дано было слово, устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования» (6, 13 и сл.).

Это взгляд мистической секты, члены которой убеждены, что они соединены в духе покровителя общины, почитаемого ими как сверхъестественное существо. Взгляд этот чрезвычайно далек от познания чисто человеческого образа жизни подобного существа.

Но и Послание к колоссянам не знает ничего об историческом Иисусе в духе синоптиков. Здесь благовествование о Христе тоже характеризуется как некая «тайна», со­крытая от веков и родов, которую ныне бог открыл своим святым и к познанию которой апостол призывает своих сторонников (1, 26 и сл.; 2, 1 и сл.). О христе автор Послания говорит, что он — «образ бога невидимого, рожденный прежде всякой твари, ибо им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли», словом, весь мир духов и анге­лов. Он повелитель над духами. «Все им и для него создано: и он есть прежде всего, и все им стоит». В нем, начале всех вещей, именуемом поэтому также «первенцем из мертвых», обитает по воле божией, «всякая полнота»; другими сло­вами, христос, будучи божественной идеей человека, пред­ставляемой в виде индивидуального существа, воплощает в себе не только все человечество, но и вообще все твари на небесах и на земле. Он — спаситель, кровью креста своего принесший мир земным и небесным духам, так наз. гности­ческая «плерома», полнота божественных сил и идей, абсо­лютная идея, посредством которой бог примирил с собой мир и которая воплощена на земле в церкви христианской (1, 15 и сл.; 2, 9 и сл.). Он — выражение всякого познания и сам является высшим познанием, гносисом; в нем сокрыты все сокровища премудрости и познания (2, 3). Поэтому стремиться к познанию, лежащему вне христа, значит ли­шиться всякого познания; и автор послания предостерегает своих последователей от того, чтобы кто-либо не увлек их «философией и пустым обольщением, по преданию челове­ческому, по стихиям мира, а не по Христу» (2, 8). Подвиг же примирения, совершенный Христом, заключался в том, что он пролил свою кровь за нас или же, как выражается автор послания, «рукописание, которое было против нас, пригвоз­дил к кресту». Этим он оправдал нас и восторжествовал над «начальствами и властями», демонами, при чем он публично подверг их позору. (2, 14 и сл.)[51].

Во всех рассмотренных нами до сих пор посланиях, при­писываемых Павлу, спасение носит характер космического акта, восстанавливающего равновесие нарушенного миро­вого порядка, и автор данного послания интересуется не тем, что Иисус сделал на земле, а только тем, что он совершил гос­подствуя в небесах. Хотя спаситель родился как человек и был пригвожден к кресту во плоти, все же человечность со­прикасается с ним лишь с внешней стороны, как одеяние. Она — только маска, за которой скрывается нечто совсем дру­гое и которая в действительности ему не принадлежит. Его тело — лишь мнимое тело, и, вопреки всякому под­черкиванию человеческого облика Иисуса, борьба для которой он был ниспослан с небес на землю, есть борьба не человека против врагов человеческих, а света против тьмы, доброго бога или небесного светового существа против враждебного людям демонического мира, при чем астральная основа этого представления вырисовывается еще ярче благодаря характерным оборотам речи апостола. Демоны, а не люди распинают спасителя, и место соверше­ния этого акта отличается такой же мифологической неопределенностью, как и время, когда оно, якобы, про­изошло.

В Первом послании к фессалоникийцам все это описано иначе.

Здесь сказано, что иудеи «убили и господа Иисуса, и его пророков», и автор послания добавляет к этому, что они преследовали также и его, что они богу не угодили, всем людям ненавистны, хотели воспрепятствовать ему проповедовать язычникам евангелие, и чрез это всегда наполняют меру грехов своих. «Но приближается на них гнев божий до конца» (2, 15 и сл.).

Тут мы действительно имеем дело с недвусмысленным намеком на повествование евангелий, которое в 1 Кор. 11, 23 все же казалось сомнительным. Но может ли это место[52] слу­жить доказательством существования исторического Иисуса? Прежде всего поражает столь откровенный выпад Павла против иудеев. Ибо как бы решительно ни боролся апостол против иудейского закона, как бы энергично ни укорял он иудеев за их неверие, ни в одном из остальных посланий, не исключая даже Послания к галатам, ему не пришло в го­лову утверждать, что иудеи убили христа. Несмотря на явно враждебное отношение к нему единоплеменников, истори­ческий Павел все же считал себя, по-видимому, иудеем; более того, он гордится своим иудейским происхождением, хва­лится им (Римл. 9, 3 и сл.; 11, 1; 2 Кор. И, 22; Фил. 3, 4 и сл.); иудеи с его точки зрения — настоящие «избранники», языч­ники же только «соучастники в гражданском законополо­жении Израиля» и «сонаследники обетования», которое в первую очередь распространяется на иудеев (Римл. 1, 16; 2, 10; 3, 2; 9, 4; 11, 2; 15, 8). Он убежден, что, несмотря на враждебное в настоящий момент отношение иудеев к еван­гелию, когда-нибудь «спасется весь Израиль» (Римл. 11, 26). И этот самый Павел, якобы, сказал о своих единоплемен­никах что они «богу не угождают, и всем человекам проти­вятся»[53]? И почему только в указанном месте Послания фессалоникийцам решил он использовать то ужасное ору­жие, которое представляло собой обвинение иудеев в убий­стве спасителя.

Однако, слова автора послания о том, что гнев божий уже коснулся иудеев (2, 16), разрешают наше недоумение. Ибо они доказывают, что это послание не