По «Авиаделу» было то же самое. Так, заместитель начальника секретариата МГБ полковник Броверман сообщил следствию: «Ранее я уже показал о себе, что в 1946 г. был втянут в гнусное преступление, связанное с фальсификацией заявлений некоторых арестованных работников авиационной промышленности и ВВС СА.

Показания арестованных на допросах не фиксировались и ими же не подписывались, а справки следователей с показаниями арестованных не проверялись и могли являться юридическими документами.

Материал перед посылкой адресату Сталину — подвергался корректировке в секретариате Абакумова в соответствии с его указаниями».

Таким образом, заявление маршал Новиков не писал даже под пытками. Но он его подписал буквально через неделю изнуряющих допросов.

При этом, несмотря на то, что автор или авторы остались неизвестными, основные факты, изложенные в этом сочинении, были получены следователями в ходе допросов и частично в результате обыкновенной прослушки.

Судите сами, ведь не могли же на Лубянке из пальца высосать столь обильный фактический материал.

Слова Жукова и Новикова лишь подредактировали, правда, как-то не очень красиво с литературной точки зрения. Само по себе заявление больше всего напоминает добровольный донос подследственного, чем письмо главного маршала авиации.

Но, видимо, вся суть в Лубянском юморе.

Примечательно, что заявление отпечатали в трех экземплярах. Один для Сталина, второй для Секретариата Главного управления СМЕРШ, а третий, без адресата, Абакумов забрал себе. А ведь копия шла под грифом «Совершенно секретно».

Но самое главное заключается в том, что это заявление начинало некую шахматную партию, в которой «мат» должен был быть поставлен Берии. Почему? Потому что дискредитация Жукова осуществлялась по правилам игры вождя, а вот удары по Маленкову и Серову наносил уже сам Виктор Семенович. Причем по Маленкову с ведома Сталина, а по Серову, так сказать, по личной инициативе. Генерал-полковник Серов не мог быть другом Жукова и при этом не был человеком Берии. Хотя все же к Берии был несколько ближе. Впрочем, и этого было достаточно.

Но Виктор Семенович настолько его ненавидел, что приписал ему мнимую связь с Жуковым, забивая его до смерти весомыми политическими обвинениями.

По воспоминаниям П.А. Судоплатова, «когда Абакумова в 1946 г. назначили вместо Меркулова министром госбезопасности, он не был близок к Берии. Напротив, Сталин дал Абакумову указание собрать компромат на всех, в чьих руках была власть, в том числе на Берию. Абакумов смог доказать, что Маленков прекрасно знал о сокрытии неполадок в авиапромышленности».

В общем, 8 мая 1946 г. пятитомное «Дело авиаторов» поступило председателю Военной коллегии Верховного Суда СССР генерал-полковнику юстиции Ульриху В.В.

Обвинительное заключение по этому делу, утвержденное начальником Главного управления контрразведки СМЕРШ генерал-полковником Абакумовым и исполняющим обязанности Главного военного прокурора генерал-майором юстиции Чепцовым A.A., в тот же день было внесено на рассмотрение подготовительного заседания этой коллегии. 10 мая 46-го Военная коллегия Верховного Суда СССР начала рассматривать дело в закрытом судебном заседании без участия представителей государственного обвинения и защиты, без вызова свидетелей. В общем, как обычно это делалось в те времена. А 11 мая был вынесен обвинительный приговор. Военная коллегия признала, что в системе Наркомата авиапромышленности и Военно-воздушных сил Советской Армии существовала антигосударственная практика, приводившая к тому, что на протяжении войны и в последний период народным комиссариатом авиационной промышленности выпускались бракованные самолеты и авиамоторы, которые затем «преступным путем протаскивались на вооружение авиационных частей».

Когда Сталин спросил Абакумова:

— Вина Новикова и Шахурина доказана. Какую меру наказания вы предлагаете?

Тот, не задумываясь, ответил:

— Расстрел!

— Расстрелять просто, сложнее заставить работать. Мы должны заставить их работать, — неожиданно сказал Сталин.

Это было действительно неожиданно, учитывая опыт всех чисток за период власти вождя!

Шахурин получил 7 лет лишения свободы, Репин — 6 лет, Новиков— 5, Шиманов — 4, работники ЦК Будников и Григорьян — по 2 года.

Один лишь Г.М. Маленков, отвечающий в политбюро за авиационную промышленность, был только освобожден от работы в аппарате ЦК и направлен в Ташкент.

А ведь именно ему поручили разобраться с положением дел в Наркомате авиации. еще 25 апреля 1946 г. он выступил на собрании актива работников авиапромышленности, где признал факты сдачи дефектной техники доказанными.

В ходе своего выступления Маленков подчеркнул: «Знайте, что не все вопросы решаются на совещаниях. Не всегда мы будем собираться так, как сейчас, и таким образом решать вопросы. Правительство предупреждает, что дальше терпеть такое положение нельзя».

Но, несмотря на такую критику, опросом членов ЦКВКП(б) от 4–6 мая 1946 г. его лишили поста секретаря ЦК и вывели из Секретариата ЦК партии. Его обвинили в том, что он, зная о безобразиях в деле выпуска и приемки недоброкачественных самолетов, не сигнализировал о них в ЦКВКП(б).

«Заявление» Новикова было рассмотрено Высшим военным советом 1 июня 1946 г. 3 июня 1946 г. Совет Министров СССР принимает решение об освобождении Маршала Советского Союза Жукова от должности Главнокомандующего Сухопутными войсками и заместителя министра Вооруженных Сил СССР.

А 9 июня 1946 г. Министр ВС СССР Сталин подписал приказ № 009, в котором подводился итог «разоблачения» Жукова… В результате Совет Министров СССР освободил маршала от занимаемых должностей и назначил его командующим войсками Одесского военного округа.

Оставался генерал Серов.

2

«Кончилась война, — вспоминал полковник И.А. Чернов, — Абакумова назначили министром госбезопасности вместо Меркулова, а я остался в ГУКР СМЕРШ. Прошло месяцев семь, точно не помню, я тогда в отпуск собирался, путевку получил в Кисловодск, а он мне говорит: «Выходи на работу начальником Секретариата МГБ». Я стал по стойке смирно и — «Слушаюсь, товарищ генерал-полковник!» Приступил к работе, а там опять Броверман варит свою «кухню», готовит докладные записки Сталину. Работать приходилось много, документооборот в министерстве куда больше, чем в ГУКР СМЕРШ. Абакумов — он требовательный, нетерпимо относился к любым проявлениям небрежности, безграмотности, а я каждый день докладывал ему почту: письма, правительственные поручения, шифровки, записки по «ВЧ». Обычно принимал он меня в конце рабочего дня, часов в 5 утра, а доклад длился минут сорок-пятьдесят. После этого шел я домой — отоспаться, а в десять ноль-ноль снова был на работе. Крутился до вечера, в интервале между девятнадцатью и двадцатью двумя удавалось подремать часок-другой, а ночью вновь готовился к докладу. И так все пять лет».

H.H. Месяцев рассказывал Леониду Млечину об Абакумове: «Он мужик был статный, красивый, военная форма ему шла. Разговор всегда носил спокойный деловой характер. Он не заставлял стоять навытяжку и приглашал сесть.