Поэтому теперь, когда Игорь начал расспрашивать ее об ордене и о том, как додумалась она до него, Юля с жаром принялась рассказывать о том, каким образом пришла к этой схеме, приводя примеры из публикаций в центральной прессе и даже демонстрируя ксерокопии отдельных статей.

– Пойми ты, мне бы никогда в голову не пришла мысль, что отец Кирилл работает на иностранных политиков, если бы не огромные деньги, которые тратятся, точнее, тратились на его раскрутку, да еще и стоимость его записок… За большими деньгами стоит большая политика и большая грязь. Но мне одной не под силу разгрести все эти завалы. Больше того, я уверена, что Троицкая рассказала мне не все. – Юля достала фотографии и разложила их на столе. – Смотри. Вот эта женщина, похожая на цыганку, и есть Троицкая. Просто она здесь помоложе, и прическа у нее другая. А вот эти двое – Кирилл Андреев и Андрей Лазарев. Тоже оба помоложе; отец Кирилл без бороды, а Лазарева я узнала не сразу, он здесь совсем худой… Скажу честно, на мысль о том, что эти трое имеют отношение к иностранной разведке или какой-либо организации, меня натолкнул, конечно же, и снимок. Ведь эти ребята стоят на перроне вокзала Ватерлоо, а не на Киевском или Казанском, где им и положено было стоять в том возрасте… Кроме того, не забывай, что эти фотографии я похитила у Крымова. А тут еще и поведение Троицкой: она же в конечном итоге почти призналась в том, что все они ОТТУДА…

– Где крест, который я тебе привез? – Шубин уже начал догадываться, что Юля его обманула, сказав, что крест с цепочкой может помочь ей в расследовании убийства Бродягиной. – Ведь ты подкинула его Троицкой? Я прав?

– Да, прав. И я уверена, что человек, которого убили как отца Кирилла, на самом деле его двойник, который, по словам Троицкой, исчез сразу же после убийства Берестовым настоящего отца Кирилла.

– А где же тогда настоящий Кирилл? – Шубин уже начал терять терпение.

– Я не знаю… Поэтому-то и решила подкинуть Троицкой эти золотые штучки, чтобы посмотреть, как будет она себя вести, когда в ее доме обнаружат самые что ни на есть важные улики. Может быть, он жив…

Шубин с тоской взглянул на нее, но на этот раз промолчал, боясь ее обидеть. Как ни пыталась Земцова убедить его в правильности своей версии, он все равно не мог поверить в то, что в таком захолустье, каким является С., в течение долгих шести лет создавался образ псевдосвященника, который впоследствии должен был сыграть лишь отвлекающую роль… Пусть даже он своими проповедями каким-то образом влиял на сознание толпы, но в его речах не чувствовалось фальши, он говорил о вещах, близких народу, и не просто упивался, глядя со стороны, как гибнет нация, – он указывал путь, как в свое время, быть может, это делал Ленин. И хотя имя вождя мирового пролетариата никогда и ни у кого не ассоциировалось с благообразным обликом отца Кирилла, Шубину отец Кирилл представлялся именно как набирающий силы молодой вождь, способный повести за собой народ. Быть может, Игорь в некоторой степени был ослеплен фигурой Кирилла и многого не понимал в силу той степени восхищения его ораторским искусством, которую последний вызывал своими вдохновенными и с психологической точки зрения выверенными речами. Формула «я бы так никогда не смог» не могла не отразиться на отношении Шубина к Кириллу – он считал, что живет рядом с гением. И теперь, когда этого гения не стало, ему не хотелось даже в мыслях кощунственным образом представить его себе обычным иностранным шпионом, черным червем, пожирающим изнутри мозг и душу и без того несчастного и бесправного народа. Но вот именно об этом, о своей глубокой симпатии к Кириллу, Шубин не мог бы признаться даже Земцовой. Он боялся ее насмешки.

* * *

– Виктор Львович, вы не спите? – шептала Земцова глубокой ночью в телефонную трубку. – Я должна вам рассказать что-то очень важное… Приезжайте ко мне. Немедленно. Не звоните, дверь будет открыта.

Она, босая, стояла в передней и молила бога о том, чтобы ее не услышала ни спящая в темной комнатке Наташа Зима, ни заснувший сном счастливого мужчины (обманутый ею бесчисленное количество раз) Шубин.

Понимая, что разговаривать с Корниловым она сможет лишь на улице, Юля оделась потеплее и, чтобы как-то убить время ожидания, зашла в кухню, включила маленький телевизор и была слегка удивлена, когда поняла, что время-то еще детское, что нет еще и полуночи, а все ее домашние уже смотрят десятые сны…

Красивая, вся в красном дикторша, ослепленная светом ламп, сообщала последние новости, которые и на этот раз были неутешительными: наводнение в Европе, голод в Африке, террор…

И вдруг на экране крупным планом появилось женское лицо; кадры, сменяясь один за другим, показали женщину сначала в обнимку с каким-то старым, но роскошным, похожим прической на льва господином, затем одну – на берегу моря, где ветер трепал ее длинные темные волосы; далее последовало еще несколько укрупненных снимков: ярко-голубые, почти синие глаза, улыбающийся красный рот, солнце, ласкающее кожу открытых плеч…

Голос дикторши расплывался и растекался где-то внутри Юлиной головы, мешая до конца осмыслить услышанное; ей стало даже трудно дышать…

Но как бы в подтверждение ее мыслей телефон в прихожей взорвался, похоже, с этой же новостью: звонила Миллерша.

– Включи немедленно телевизор… – кричала она в трубку, – ну же!..

– Аля, он включен… – ответила шепотом готовая разрыдаться Юля.

– Я узнала ее, я узнала эту женщину, с которой видела и Крымова, и твоего мужа… и покойного отца Кирилла… Помнишь, я тебе рассказывала?.. Ее убили, в Москве… Это дочь…

Но Юля и так все поняла: в Москве несколько часов тому назад была убита дочь известного французского книгоиздателя Даниэля Сора – Адель. Ее застрелили в аэропорту Внуково, когда она выходила из такси…

Адель Сора.

Юля не верила ни своим глазам, ни ушам, ни мозгу… Быть может, для кого-то эта убитая женщина и была Адель Сора – тоже издатель, журналист, филолог, историк, даже писательница. Но только не для Земцовой. Потому что она увидела на экране совершенно другого человека – шизофреничку Аперманис.

Прибалтийский акцент? Так вот почему им понадобилось в срочном порядке придумывать ей легенду и прибалтийское происхождение? Акцент! Она же француженка. И ее характерное прокатывающееся «р» Миллерша, увидевшая Аперманис беседующей с отцом Кириллом возле собора, приняла за журчание: «она не говорила, а журчала…», «она говорила очень быстро и слегка картавила»… Нет, дорогая Аля, они с отцом Кириллом разговаривали на французском языке, который оба знали, как свой родной. И Адель Сора, несколько месяцев прожившая в С., испытывая массу неудобств, лишенная привычного комфорта и окружения, охотилась в этой дыре за крупной дичью… За Крымовым? За кем? Или за чем? За рукописью, чтобы привезти ее своему папочке, которую тот бы опубликовал, озолотившись на тираже разоблачающих сатанинские планы бесценных записок?!

То-то ей лицо Даниэля Сора показалось знакомым. И вот откуда у Крымова этот электронный адрес с упоминанием «adel»…

За рукописью гонялись, наступая друг другу на пятки: Аперманис (она же Адель Сора), Харыбин, кто еще?..