Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поискал сравнение и нашел:
— …как А.Налбандян.
Даже мечтательно прищурил глаза:
— До сих пор помню чудесную завитушку росписи на талантливых полотнах великого советского живописца.
— Налбандян? — попытался вспомнить Алехин. — Это который гуси-лебеди?
— Великий советский живописец Налбандян не имеет никакого отношения к упадническим гусям-лебедям, — холодно поправил Алехина пенсионер. — Великий советский живописец Налбандян был академиком.
— Все равно гуси-лебеди, — не уступал Алехин. — Зря вы, Кузьма Егорыч, решили лететь самолетом.
— Это почему?
Алехин объяснил.
У него приятель летел в Сочи. Тоже по бесплатной путевке. Торопился, море хотел увидеть. А самолет есть самолет. Вынужденная посадка в Воронеже, а приятель-дурачок не застраховался. Рука сломана, нога сломана, зубов нет, жена не узнает, и на лечение ничего не получил дурачок.
— А другие пассажиры? — невольно заинтересовался Евченко.
— Остальным что! У них страховка.
Алехин уставился на замочную скважину.
Из нее со зловещей медлительностью низверглась закрученная струйка вонючего дыма. Это кто-то из корешей Заратустры в бессильной ярости вколотил в замочную скважину окурок отечественной сигареты.
— А твой приятель? Он как? — осторожно спросил Евченко.
— Ну как, — покачал головой Алехин. — Жена ушла. Лечение за свой счет. Путевка пропала.
— Ну, не знаю, — покачал головой и пенсионер, неприятно пораженный услышанным. — Наш Аэрофлот самый надежный. Один Кожедуб сколько накрошил. Я-то знаю. Я в жестокие годы войны, Алехин, формировал новые части, отправляющиеся на фронт. Ответственная работа, даже пострелять не удалось. Ты представить не можешь, сколько усилий я отдал на благо родины!
И повторил:
— Нет, нет, самолеты у нас уверенные!
— А со страхованием все равно надежней.
Алехин говорил, а думал только о Верочке.
Ну как она там? Он даже прикоснулся к стене. Она же здесь! Она рядом. Может, в метре от него! Правда, и пакостники Заратустры рядом. Он прислушивался, но не слышал стонов.
— Ну, если так… — покачал головой упрямый пенсионер. — Ну, если так, можно поехать поездом. Железнодорожный транспорт у нас надежный.
— А со страхованием надежней.
— Это почему? — опять заинтересовался пенсионер.
— У меня как-то приятель ездил в братскую Болгарию, — прислушиваясь ко всем звукам, долетающим с лестничной площадки, объяснил Алехин. — Решил ехать через две границы, посмотреть на быт коренных иностранцев. В Кишиневе кто-то сорвал стоп-кран, а приятель мой как раз сытно обедал в вагоне-ресторане. Так всем лицом и въехал в салаты и фужеры. Сломал руку, сломал ногу, сломал ключицу, повредил глаз, а правый у него косил с детства. Другие рядом побились меньше, но все равно приятель остался довольным.
— Это почему?
— А полная страховка, — небрежно пояснил Алехин. — Он за все свои страдания получил наличными. За каждый раненый глаз, за каждую пораненную конечность. Родина не оставила в беде.
— Тебя, Алехин, послушать, так вообще никуда ехать нельзя, — возмутился Евченко. — Хоть всю жизнь сиди на кухне.
— Не скажите, Кузьма Егорыч! «На кухне»! А долбанет электрическим током? А вентилятором отрубит палец? А обваритесь крутым кипятком? А отрубите тяжелым ножом три пальца?
— Ты обалдел, Алехин! — закричал Евченко. — Какой кипяток? Какой вентилятор? Какие ножи, пальцы? Какой электрический ток? У меня бесплатная путевка с отдыхом в санатории «Север»!
— Незастрахованную путевку легко потерять.
Охнув, Евченко кинулся к брошенной на диван «балетке».
Волнуясь, открыл два замка. Выложил на диван «Лоцию Черного моря».
— Да вот она, моя путевка! С отдыхом в «Севере»! Никуда не делась!
Успокаивая разволновавшегося пенсионера, Алехин посоветовал:
— Если страховаться, Кузьма Егорыч, то все-таки комплексно. Жизнь, смерть, травмы, хищения, дикие родственники, домашний скот, личный транспорт, разнообразное имущество. Хорошая страховка, Кузьма Егорыч, это путь к свободе. Полная страховка — освобождение от всех тревог.
В виде примера он рассказал упрямому, но уже несколько растерянному пенсионеру историю из жизни все того же своего приятеля. Он стал большим человеком. Часто ездил в командировки. Там его хорошо встречали. Активно работали, потом показывали что-нибудь интересное. Например, показали однажды отечественную реку Обь. Это большая река. Если не считать Миссисипи с Миссури, самая длинная в мире.
«Хороши вечера на Оби…»
Лето цветет, вода зеркальная. Шашлыки на палубе прогулочного катера. Скорость такая, что большой человек, приятель Алехина, невольно заинтересовался, запивая огненный шашлык ледяным пивком: «Встречаются ли на Оби мели?»
«А то! — ответили дружелюбные хозяева. — Обязательно встречаются. Течение — оно и есть течение. Здесь намоет, там размоет. Течению втык не сделаешь. Природа».
«А зачем такая высокая скорость? — опасливо заинтересовался большой человек, вспомнив прошлые свои поездки. — Ведь если воткнемся в мель, то небось, как птицы, полетим за борт».
«Даже быстрей, — ответили радушно. — Куда там птицам! Но мы не воткнемся».
И шкипер подмигнул, не отпуская штурвал: у нас это невозможно.
Тут и воткнулись.
Сорванные с палубы страшным ударом, пассажиры летели над остановившимся катером, как нестройная стая немного нетрезвых птиц.
Стая галдела.
Самым первым, официально вытянув руки по швам, летел головой вперед большой человек, приятель Алехина. Когда он пролетал над шкипером, единственным человеком, удержавшимся на ногах, потому что держался за штурвал, благородный шкипер решил спасти хотя бы его и, не отпуская штурвала, ловко ухватил летящего гостя за одну из его рук. Но большой человек, ни на секунду не замедлив движения, так и полетел дальше. А рука осталась в руках шкипера. Оторвалась, падла. И, увидев такое, доперев, что он учинил, шкипер рявкнул, как тифон океанского лайнера, и без размаха отправил столь ужаснувший его предмет как можно дальше от катера. Оторванная рука уже коснулась воды, когда над взволнованной поверхностью показалась мокрая голова большого человека.
«Не бросай!» — ужасно закричал он.
Но шкипер уже бросил.
— И чего? — настороженно спросил Евченко.
— А того… — прислушиваясь к странным звукам на лестничной площадке, объяснил Алехин. — Погорели все, кто плавал на катере… Хозяева погорели… Шкипер погорел… Некоторые подхватили дизентерию, а большой человек…
— Истек кровью? — испугался Евченко.