Так в Риме возник заговор, к которому примкнули среди прочих влиятельных людей сыновья Брута и племянники лишенного власти консула Коллатина.

Решение вопроса о передаче Тарквинию лично ему принадлежавшего имущества затянулось, и посланцы Тарквиния воспользовались этим обстоятельством для встреч с заговорщиками. Они побуждали их дать подтверждение своей верности царю. Во время одной из встреч в сарае юноши принесли в жертву раба и, прикоснувшись к его внутренностям, при посланцах поклялись добиться возвращения в Рим Тарквиния[402]. Но посланцам этого показалось мало, и они потребовали письменного подтверждения клятвы. Свидетелем всего этого оказался раб, спавший в сарае. Проснувшись от шума голосов, он спрятался, опасаясь, что его накажут за леность, и слышал стон закалываемого, слова клятвы и уговоры дать Тарквинию письмо.

Дождавшись, когда заговорщики удалятся, он покинул свое убежище и помчался не к собственному господину Бруту, а к консулу Валерию, сыновья которого клятву верности Тарквинию не давали.

Валерий молча выслушал раба, после чего приказал его связать и не спускать с него глаз, сам же со своими людьми бросился к покидавшим Рим посланцам Тарквиния, схватил их и отобрал у них письмо. Потом были схвачены и юноши, готовые к заговору.

Весть об этом заставила сенат изменить принятое решение о возвращении Тарквинию его добра. Оно было отдано на разграбление плебеям с тайной мыслью, что они, завладев частью царского имущества, никогда не примирятся с возможностью возврата царской власти. После того как в царском доме уже нечего было брать, его вместе с двором сровняли с землей. Тарквинию принадлежала также большая и лучшая часть Марсова поля. Ее предали проклятию, а это означало, что все на ней находящееся нельзя было употреблять в пищу. Еще до того поле скосили, и лежали снопы, готовые к молотьбе. Их побросали в Тибр. За снопами последовали срубленные деревья. В это время года река обмелела, и брошенное в воду застряло неподалеку на мели, было занесено и скреплено илом. Так на Тибре образовался остров, впоследствии названный Священным. На нем появились храмы богов и портики, укрывавшие от солнца.

Между тем состоялся суд над юношами-заговорщиками. Их привели в оковах на Форум и предъявили им обвинение, а затем прочли письма, уличавшие в заговоре. Юноши смущенно и уныло молчали. Кто-то, желая угодить Бруту, заикнулся об изгнании. Валерий молчал. Коллатин залился слезами. Но лицо Брута не дрогнуло. Он обратился к каждому из сыновей по отдельности с предложением ответить на обвинение. Они молчали. Еще дважды Брут повторил: «Ну, Тит! Ну, Тиберий! Отвечайте!» Когда же ответа не последовало, Брут обернулся к ликторам и молвил:

– Дело теперь за вами!

Ликторы подбежали к юношам, сорвали с них одежды, завели руки за спины и начали сечь розгами. Это зрелище заставило многих отвернуться. Но Брут не отвел взгляда даже тогда, когда его сыновьям рубили головы. Та же участь постигла и других заговорщиков.

Брут произносит приговор своим сыновьям.

После этого рабу, раскрывшему заговор, были дарованы свобода и римское гражданство.

Узнав о провале заговора, решил Тарквиний обратиться к своим соотечественникам этрускам с просьбой помочь ему вернуть законную власть в Риме. На его призыв отозвались Тарквинии, родина рода Тарквиниев, и соседние с Римом Вейи, всегда готовые поддержать любого недруга римлян. Во главе двух ополчений стали сам Тарквиний и его сын Аррунт. Римлян же повели консулы Валерий и Брут. Местом сражения был избран священный Анзуйский луг, расположенный рядом с Арсийским лесом[403], считавшимся обиталищем бога Сильвана[404].

Еще издали узнав одного из консулов по окружающим его ликторам, а затем убедившись, что это Брут, а не Валерий, Аррунт возгорелся гневом и с криком: «Вот кто нас изгнал из отечества!» – направил к Бруту своего коня. Поединок был столь стремительным и яростным, что воины обеих сторон едва опомнились, как увидели Брута и Аррунта лежащими без признаков жизни на земле.

Такой результат поединка предвещал и ничейный результат самого сражения. Так и случилось. На одном крыле победили римляне, на другом – этруски. Сражающихся развела ночь. Оставшиеся в живых разбрелись по своим городам. Но будто бы, проходя мимо Арсийского леса, римляне услышали громовой голос:

– У этрусков пало на одного больше. Римляне победили.

Римляне решили вернуться, чтобы проверить, так это или нет, и при свете луны стали считать погибших: трупов римлян оказалось одиннадцать тысяч триста, этрусков – одиннадцать тысяч триста один.

Так римляне вернулись в Город победителями. Это был день мартовских календ, день бога войны Марса. И был он отмечен первым триумфом первого консула[405]. Через Марсово поле Валерий въехал в Город на четверке коней, окруженный толпою родственников и клиентов. Над головой победителя раб держал золотую корону, украшенную дубовыми листьями и желудями, время от времени напоминая: «Ты человек. Ты человек». Но если бы победитель, оглушенный славой, и не расслышал шепота раба, мимо его слуха не мог пройти рев следовавших за колесницей воинов. Воины насмехались над его внешностью, над его привычками, и это преследовало ту же цель, что и шепот раба: напомнить триумфатору, что он не бог, а человек, спасти его от гнева ревнивого Юпитера.