результате что-то выросло. Но зачем строить эти многоэтажные гробы, вокруг которых голая земля? Они даже здесь пытаются все заасфальтировать, чтобы, не дай Бог, ножки не запачкать. Не каждому интересно возделывать грядки и громоздить теплицы, но можно хоть посадить кусты роз, цветы. Что за дача без цветов? Если когда-нибудь обзаведусь фазендой, все засажу цветами, только я растить их не умею, у нас никогда не было дачи, родителям было жаль тратить на это время, они науку вперед толкали. Научишь, подруга, цветочки возделывать?

Лариса кивнула. Цветы были её хобби, на её собственной даче грядок не было, только цветы и лужайки.

— А для этих «новых русских» самое главное, чтобы было побольше этажей не только наверху, но ещё и под землей, и чтоб были все прибамбасы бильярдная, сауна, тир и прочая хренотень, — продолжала разглагольствовать Алла. — Причем, желательно, чтобы не как у других. Каждый старается переплюнуть соседа и сотворить нечто этакое, а потом хвастается. У Фимки, моего бывшего новорусского бой-френда, была дача на помойке… Кстати, приятного аппетита, дорогая, тема как раз к завтраку.

— Как это — на помойке? — удивилась Лара.

— Ну да, на бывшей городской свалке. Зато близко от Москвы. Выстроил там крутой особняк и возил меня хвастаться. Я чуть не уссалась со смеху, когда Фимка с важным видом водил меня по своему дому и рассказывал, откуда привез выключатели, водопроводные краны, дверные ручки и прочую дребедень. Все у него там не простое, а очень дорогое. В сортире стоят французские освежители воздуха, а во двор выйти невозможно — вонища! Я терпела целых полчаса, а потом говорю, что мне пора домой, я так провоняла его помойкой, что теперь за неделю не отмоюсь, а костюм придется выбрасывать. Фимка обиделся. На том и расстались. Он, правда, потом звонил, но когда я назвала его «помоечным королем», перестал. И Натка такая. Новорусская дебилка. На хрена ей эта дача? Что здесь делать-то? Со скуки же сдохнешь. Читать она не приучена, общаться тут не с кем, во дворе у неё полный голяк. Разве только пить вглухую.

Взяв очередной поджаренный тост и положив сверху аж два куска бэкона, верная боевая подруга возмутилась:

— А чего ты ничего не ешь, все я да я? Хочешь, чтоб я ещё толще стала?

— Я вообще обычно не завтракаю.

— Ну и зря. Как говорит Джоан Коллинз, стерва из стервей, но баба ухоженная и фигуристая: «Завтрак я ем сама, обед делю с приятелем, а ужин отдаю мужу». Мужа у меня нет, с приятелями я обедаю не всегда. Поэтому сама ем и завтрак, и обед и ужин. Константин Мелихан совершенно верно сказал, что для счастья мужчине нужна женщина, а для полного счастья — полная женщина. Молодец! Знает человек толк в женщинах, видно его осчастливила какая-нибудь аппетитная пампушечка. А ты и не ужинаешь, и не завтракаешь, и обедать порой забываешь. Имей ввиду, подруга, Мелихан тебя не полюбит! Нет в тебе того, что нужно мужчине для полного счастья! Ты, конечно, изящная, но скоро тебя ветром качать будет.

— Я пока этого не ощущаю.

— Ну, йогурт-то съешь, в нем калорий мало.

— Ладно, уговорила. За компанию и монах женился, и черт крестился, и еврей удавился.

— Правильно, компанейская ты моя!

— Алка, а кто по твоей социальной градации Мирон?

— Как кто? Обыкновенный бандит. Точнее, бандитский главарь.

— Тебя не поймешь — то ты его жалеешь, то бандитом называешь.

— Бандитом я называла его всегда, и в глаза, и за глаза, — у меня это не заржавеет. А то, что жалею, — тоже верно.

— Почему?

— Потому, что он слабый, закомплексованный мужик, который самоутверждается, собрав банду головорезов.

— Но все же есть в нем и некоторые положительные черты.

— Есть, согласна, — кивнула Алла. — Кое-какие его качества я ценю, потому пока не гоню его в шею. На самом деле я его попросту использую, поскольку нам с тобой нужна защита от ещё более оголтелых бандитов. Мирон, кстати, не обольщается на этот счет, но вынужден мириться с таким положением вещей. А если попробует вякнуть — получит под зад коленом, что я уже проделывала неоднократно. И он неизменно приползал первым. Лишь в последний раз я сама пошла на примирение, сознавая, что явно перегнула палку.

— Ты ему нужна. Он сам мне говорил, что никогда ни к одной женщине так не относился, как к тебе. Точнее, до тебя в его жизни вообще не было женщин, лишь платные партнерши.

— На данном этапе неизвестно, кто кому нужнее — он мне в качестве защитника или я ему в качестве советчицы и моральной опоры. Думаю, что второй вариант ближе к реальности.

— Что-то ты подруга, чересчур сурова.

— Нет, дорогая, просто объективна и в отличие от тебя, трезво оцениваю людей. И чем дольше живу на свете, тем больше презираю мужиков. Пыжатся, какие они крутые, а по сути играют в оловянных солдатиков, то бишь, в войну. Не обязательно в буквальном смысле, некоторые в интеллектуальном. А без нас, баб, они ничто, пустое место.

— Но есть же и среди мужчин сильные личности, — возразила Лариса.

— Может, и есть, но что-то мне они не попадаются. Любого могу усмирить за короткий срок и веревки из него вью.

— Это потому, Алка, что ты очень сильная натура, посильнее многих мужчин. Слабые это чувствуют и сразу подчиняются тебе.

— Поэтому, мать, я и тоскую. Из тех мужиков, что прошли через мою жизнь, не нашлось ни одного достойного.

— Не забывай о том, что говорила Лидия Петровна, — ты сама подсознательно именно таких выбираешь, чтобы верховодить и не привязываться к ним.

— Есть такой недостаток, согласна. По правде сказать, так хочется, чтобы рядом был настоящий мужик, однако кругом одни козлы. Или я сама их нахожу, или они сами ко мне лезут. Кто бы подставил свое сильное плечо слабой женщине, а?

— Не грусти, дорогая, будет и на твоей улице праздник.

— Да где ж я найду стоящего мужика? Не объявление ж давать!

— Найдешь, было бы желание.

— Спасибо, подруга, мне сразу стало легче на душе.

— Не прикалывайся. Думаю, тебя это тоже тяготит.

— Ладно, пойду взгляну, живая ли там Натаха, — закруглилась Алла.

Видимо, эта тема была ей неприятна. Лидии Петровне она позволяла трогать её за больное, но остальным нет, даже любимой подруге. Не любит Алка выглядеть в неприглядном виде. Придумала себе роль бой-бабы, которой все нипочем, не хочет показывать свою слабинку.

— Что-то никаких звуков из её комнаты не слышно. Может вспотела, бедолага. Мы же в костюме и пальто