— Инпу… — фараон произносил имя бога мёртвых так, словно пробовал на вкус, и оно ему не нравилось, — Ра, Хатхор, Нут, Геб, Себек, Сешат, Бастет, Гор… О, сколько их много, голову не кружит?

Линда ничего не ответила.

— Ты знаешь, что я прав, Бахити, неужели никогда не задавала себе вопрос? — Аменхотеп глотнул винный напиток из сосуда, затем продолжил: — Я познал истину, мне открылся Амон-Ра, он — вместилище всего во всём, у него есть вся власть, над всем миром, и нам не нужно поклоняться кому-то одному, чтобы что-то получить, нам надо только лишь попросить Великого Отца, и мы получим всё, что ни захотим, — он улыбнулся, — а тем, кто ему служит, он дарит невероятную силу и неуязвимость.

— Я — жрица бога, которого видела своими глазами, — спокойно произнесла она, — а ты видел Амон-Ра? — разговор становился интересным: похоже, ей удастся узнать не только об отравителе, но ещё и о враге богов Дуата.

В глазах Аменхотепа появилось смятение, и он бросил быстрый взгляд куда-то в сторону, в тёмный угол. Линда скорее почувствовала, чем увидела, что темнота в нём ожила лёгким движением и, боясь выдать себя, затихла. Их кто-то слушал. Она и виду не подала, что заметила это.

— Тебе нужна жрица, которая видит? — догадалась девушка.

— Смотри, что Амон-Ра может дать служащим ему, — Са-Ра показал рукой на зал, на богато и ярко украшенных наложниц и наложников.

— Меня не интересуют земные блага, — сказала Линда и заметила, что бровь Аменхотепа взмылась вверх.

— А что ты хочешь за службу новому богу Амон-Ра? — искренне, с интересом спросил фараон.

— Позволь служить ему за завесой, — ответила та.

Вновь взгляд в тёмный угол. Он явно не ожидал такого. Затем фараон снова взглянул на Линду. Са-Ра был заинтригован.

— Почему Инпу не взял свою жертву с собой и ты стоишь передо мной сейчас? — фараон начал выходить из купальни, и слуга, схватив из его рук кубок, предложил тому лёгкий халат. — Не от того ли, что его не существует?

Аменхотеп отмахнулся от него и продолжил свой путь к Линде.

— Следующий праздник поклонения богине Таурт, Амон-Ра — всё во всём, поэтому мы будем чтить его завтра.

Он достиг девушки, их взгляды переплелись, а она чувствовала жар воды, исходивший от его тела.

— На колени, — повелительно, так что от страха неприятно всполошилось где-то под лопаткой.

Аменхотеп наслаждался растерянностью Бахити. Она дала ему преимущество. К обнажённому фараону и девушке перед ним быстрым шагом подошёл Бомани. Он одним движением бросил девушку на колени, та только молча простонала, ударившись который раз за последнее время. Она ощутила, как жёсткие пальцы обхватили её подбородок и потянули вверх. Они вновь встретились взглядами. Линда старалась не дрожать, но страх и усталость брали своё.

— Прекрасная Бахити, — прошептал он, мутный взгляд скользил по её лицу жадно, липко, как будто пытался испачкать, большой палец покружил по сухим губам, дрогнув, нырнул в рот, столкнувшись с сомкнутыми зубами, — мне нравится, когда упорствуют, тем слаще, — голос Са-Ра внезапно осип — она увидела, что мужчина возбудился, и еле удержала в себе рвотный позыв.

Взмах руки фараона, и её плечи и грудь обнажил Бомани. Боковым зрением она увидела, как к её плечу подносят раскалённую круглую печать в виде глаза Ра — знак династии фараонов.

— Твоя жертва Амон-Ра, жрица, теперь ты — моя, — благоговейно прошептал он.

Она дёрнулась, начала извиваться в руках охранника и укусила Аменхотепа за палец. Тому удалось отдёрнуть его, но Линда заметила, что он кровоточил, и тут же ощутила боль в руке. Железо прожгло насквозь тело, которое она всегда считала сильным, на поверку оказавшееся слабым в жестоких руках. Метку, казалось, поставили прямо на сердце.

Портер простонала, а из глаз хлынули слёзы. Она запрокинула голову, но вместо того, чтобы разрыдаться, она начала громко хохотать.

— Рехет, — по зале пробежались опасливые шепотки.

Линда обвела взглядом купальню. Её посчитали безумной, ведьмой. Они не понимали, что метка лишь одна невесомая песчинка, чем она готова пожертвовать ради того, чтобы её сын жил.

— Уведите жрицу, дайте всё самое лучшее и берегите как зеницу ока, — приказал фараон, и Бомани и другой воин тут же приподняли Линду и помогли уйти из купальни.

Как только двери за ними закрылись, из тёмного угла вышел Косей. Он подал Аменхотепу белую ткань с поклоном.

— Рехет, — сказал как выругался Косей, обеспокоенный раной Са-Ра.

— Говорящая с богами, — ответил Аменхотеп, задумчиво глядя вслед учёной, — теперь у Амон-Ра есть жрица.

Вес слов земных детей богов.

Жрецы и целитель смогли попасть на аудиенцию к царице лишь на следующее утро. Друзей встретили в том же зале с медными зеркалами, только теперь их было трое.

Имхотеп, витиевато поприветствовав царицу, изложил ей всё о находке и предупредил об опасностях, а также высказал свои предположения о том, что преступник во дворце и целитель боится, что у него есть неограниченный доступ к смертельному яду.

Хатшепсут молча выслушала пространную речь верного ей человека и только сильнее побледнела.

— Боги оставляют меня, — произнесла она слабым голосом.

Мужчины молчали, не зная куда девать глаза. Мааткара словно бы сбросила с себя весь свой царский блеск, представ перед ними человеком, женщиной. Повисло долгое молчание.

— Что же? Узнать, кто душегубец, не получится? — спросила она.

— Только ждать, великая Мааткара, — произнёс с почтением Имхотеп.

— Что делать с комнатами? — спросила женщина, смыкая руки за спину.

— Замуровать, моя царица, объяснив перепланировкой, но я боюсь, что отравитель будет тогда очень осторожен, — ответил Имхотеп, он увидел, как поджалась челюсть женщины.

— Пока ничего не будем делать, в этих комнатах висят траурные ленты, случайного человека это должно остановить, а убийца вряд ли рискнёт туда вернуться, — она взмахнула рукой, как бы давая понять, что аудиенция окончена, и уже было повернулась к ним спиной, чтобы пройти вверх по лестницам на балкон.

— Мааткара, — позвал Имхотеп и встал на колени.

Женщина повернулась и нетерпеливо подняла бровь.

— Говори.

— С нами была жрица, выполняя твоё задание, её ошибочно приняли за воровку, и сейчас она в тюрьме, освободи её, мудрая царица Хатшепсут, она не виновата в том, в чём её обвинили, — теперь на колени встали и жрецы.

— Та белокурая женщина? — переспросила она и наморщила лоб, вспоминая, — она не в тюрьме, она у Са-ра.

— У Аменхотепа?! — не выдержав, вскрикнул от удивления Имхотеп. — Но как же так… Он отпустит её?

Царица подняла на своего слугу гневный взгляд, и лекарь понял, что допустил ошибку, способную стоить ему если не