chitay-knigi.com » Фэнтези » Минск 2200. Принцип подобия - Майя Треножникова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 ... 98
Перейти на страницу:

«…Вербена приглашает только его! — ткнул Авис. — Не нас. Мы умрем. Может, я и трус — но мне немного осталось, хочу дожить… просто дожить!»

— Теперь слышал? — Декстра покачала головой. — Мы вообще-то помочь вызвались, или… сидел бы дома!

«Я — мистик-ясновидящий. Поверьте». — Авис вспомнил последний козырь.

Целест усмехнулся:

— Оставайся, если хочешь. Вербена и впрямь зовет меня, с самого начала хотел идти один. Но не выдумывай насчет «ясновидения»… ты говорил, что мы с Рони «будем вместе до конца». И где он!? — сорвался на крик и усилием воли закрыл рот.

Авис точно не виноват. Никто не виноват.

Целест развернулся, чтобы вновь идти — мимо скульптур и по разросшимся сорнякам. Конечная цель слишком близка, чтобы отступить.

— Трус, — повторила Декстра, оттолкнула мистика плечом и шагнула за Целестом. Дезинтегратор ее не тронул, зато в ногу впилась колючка. Декстра коротко выругалась и швырнула в заросли репья плазменный сгусток, который захлебнулся зеленой кровью, прежде чем выжечь все живое. Одинокий обугленный репей покачивался на слабом ветру.

Целест отвернулся.

— Вход там, — сказал он.

— Я знаю. Я была у Адриана Альены.

Официально, конечно. Про лестницу Декстра не знала, а Целест открыл рот, чтобы сказать… и промолчал. Хотелось оглянуться на Ависа: он один, он остался, а это всегда страшнее, намного хуже, чем идти вперед на гибель, но Декстра торопилась, нужно не отставать.

Незапертая дверь скрипела с тем же заунывным звуком, что и калитка. Давно не смазывали, отметил Целест, и дом — спокойный, прохладный, каменный и неизменный, сделался чужим. В доме Альена дверь главного входа не скрипела.

«Логово Амбивалента».

— Я первая. Держись вплотную, — шепнула Декстра, прежде чем окончательно выбить тяжелую резную доску.

Дверь с грохотом обрушилась на ступеньки, взметнув брызги мелких щепок, мраморного крошева и пыли. Декстра поморщилась: шумно, но от кого скрываться? Амбивалент знает, что они здесь. Она перепрыгнула через обломки, Целест заметил тлеющие оранжевые сполохи на кутикулах. Готовность к атаке, сигнал, бой.

Сам Целест просто перешагнул порог.

Сквозь высокие стрельчатые окна пробивался тусклый свет — откуда-то сверху, из комнаты Элоизы и Вербены, или отдаленное марево пылающих границ Виндикара. Навытяжку выстроились колонны, прохладные и равнодушные — братья-близнецы слепоглазых русалок и фавнов из заросшего сада; аккуратная резьба и редкие сколы — может быть, дом атаковали… но Вербена расставила все по своим местам.

Удушливо, сладко пахло цветами. Декстра чиркнула пальцами, словно зажигалкой, освещая путь. К запаху цветов присоединилась паленая горечь, но пока пироки-нет удерживала огонь на ногтях и в воздушной прослойке; запах напоминал о крылатом фениксе-Тао, фениксе, который не возродится, но все-таки сжег себя… «потому что больше некому».

Повсюду царили цветы.

Казалось, Вербена проводила дни и ночи не покладая рук — собирала дары одичалого, буйного и легко ускользнувшего от хозяйской руки садовника сада. Яблочный и абрикосовый цвет, бледно-желтый когда-то, теперь потемнел в бурую мякоть. Ранняя гниль, подумалось Целе-сту, первые трупные пятна и срезанные цветы — похожее зрелище. Всякая плоть разлагается одинаково.

Другие — свежее, астры и плющ, бутоны ранних хризантем (из оранжереи, не иначе), почему-то стрелки подорожника и даже ехидно скалился колючками давешний репей.

«Вербена не любит камня. Может быть, все эти годы она мечтала превратить дом в сад». — Целест покачал головой, почему-то вспоминая очередные книги — легенды о феях, жестоких лесных созданиях.

Они тоже любили танцевать.

От ковров не осталось и ворсинки, дорогая мебель — золоченая, стеклянная или черного дерева превратилась, должно быть, в прах. Зато властвовали цветы. Умирающие, конечно.

— Она наверху. — Целест поднял взгляд на лестницу, увитую побегами дикого винограда, и почувствовал, что изуродованное лицо устало от мимики и слов. Боль тикала под остатками кожи и нервов медным маятником.

«Скорее бы… финал». — Целест завидовал горьковато пахнущим цветам.

Фигуру где-то между первым пролетом и шестой ступенькой снизу заметила Декстра. Огонь на ногтях всколыхнуло в золотисто-оранжевый, и прежде чем Целест опознал — не Вербена, нет, — огненный шар врезался в камень, заискрился и осыпался мириадами капель. Первый удар цветы приняли на себя.

Фигура спускалась на негнущихся ногах. Со стороны казалось, будто человеку перебили все суставы, а потом наспех склеили костяное крошево. И заставили идти.

— Твою мать, — выругалась Декстра; мгновение спустя Целест понял, почему.

К ним приближался еще один уцелевший Гомеопат. Ступени и прослойка из лепестков и листьев смягчают неловкие шаркающие шаги. Шорох напоминает ерзанье крыс в норах.

Раз-два-три. Вытянутые руки и вместо выколотых глаз — полугнилые яблоки. По впалым щекам течет коричневый железисто-кислый сок, похожий на кровь. Или кровь похожа на порченые яблоки.

Тихо тренькает пенсне. Золоченое.

— Твою мать, — повторила Декстра, а Целест тупо пялился на яблокоглазого — в очках, стекло и вывернутые на манер игл дужки удерживали яблоки, как бутерброды-канапе — маслину на хлебе с сыром.

Откуда. Почему.

Глава теоретиков, Гораций.

…Шуточки Амбивалента. Сродни песням под рокот обваливающейся Цитадели и улыбкам отрубленных голов.

Вместо длиннополого и тяжеловесного облачения Гомеопата, Гораций был одет в какие-то лохмотья, вроде рваных и посерелых от застарелой грязи панталонов. Несколько лохмотьев, давно забывших о целостности, прикрывали торс. Теоретик покачивался на тонких, покрытых колючими черными волосами ногах. Каждый шаг давался с трудом, но последние несколько ступенек он преодолел куда быстрее, чем ожидаешь от человека… существа с гнилой падалицей вместо глаз и выломанной оправой пенсне где-то за веками, под костями лба.

Из-под босых ступней с отросшими желто-черными ногтями вспархивали разноцветными стайками лепестки.

— Одержимый, — полувопросительно сказал Целест. Декстра, чьи пальцы обвивало огненным маревом, только кивнула.

— Она держала его… столько месяцев, — проговорила она. На секунду готовность к бою — низкий старт, обратный отсчет, — сменилась отвращением. То ли к Горацию, которого Декстра и «при жизни»-то не слишком любила, то ли к Амбиваленту с ее извращенной изобретательностью. Продержать одержимого много недель — заставлять питаться, испражняться, сдерживать агрессию. Одержимые не способны даже на телесные отправления, болезнь полностью уничтожает мозг.

Вербена держала его, как домашнее животное. Или как пчелиная матка — любимого трутня, которого жаль бросать на съедение червям.

1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 ... 98
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности