Экипажи Бесс и кавалькада королевы подъехали к Шеффилду одновременно. Робин Дадли сопровождал Елизавету верхом. Воспользовавшись случаем, Бесс представила королеве двух младших дочерей.

Елизавета пристально оглядела старшую девочку:

— Я — твоя крестная мать, а ты — моя тезка.

Семилетняя Элизабет присела:

— Это большая честь для меня, ваше величество.

Королева взглянула на Бесс:

— Она — точная копия Кавендиша. — Ечизавета перевела взгляд на рыжеволосую Мэри. — А это — вторая Бесс Хардвик, да сохранит ее Бог!

Все устремили взгляды на роскошное платье королевы из белого атласа, расшитого агатовыми бусинами, чередовавшимися на лифе с бриллиантами.

— Вы великолепно выглядите, ваше величество!..

— А ты, вижу, оделась по последней моде. Этот высокий воротник очень идет тебе. Сегодня же закажу себе такой. Бесс полагала, что королева удалится, но та предложила:

— Пойдем вместе навстречу хозяйке. Мне не терпится посмотреть, как она вырядилась.

— Уверен, она предпочла зеленый цвет Тюдоров в вашу честь, ваше величество, — сказал Робин.

Когда на крыльце замка появилась Гертруда Толбот, Елизавета недовольно бросила:

— Это вовсе не цвет Тюдоров! Что за оттенок?

— Вроде гусиного помета. — Бесс прикрылась веером. Королева рассмеялась:

— Леди Сент-Лоу, мне недоставало вашего остроумия!

Гертруда Толбот пренебрежительно оглядела Бесс. Жена Шрусбери, невысокая, полная, в любой одежде казалась дурнушкой. Мало того, с ее лица не сходила презрительная гримаса.

— Вы оказали нам большую честь, ваше величество.

— Разумеется. А почему Старик не вышел приветствовать меня?

Шрусбери вырос рядом как из-под земли, заслонив собой неяркое утреннее солнце, и галантно поклонился.

— Рад видеть двух самых прелестных дам королевства!

— Я бы не хотела делить этот комплимент с госпожой Бюст! — резко отозвалась Елизавета, и все четверо вдруг вспомнили тот давний летний день, когда они познакомились в Хэмптон-Корте.

Дадли звонко рассмеялся, а королева смахнула слезу. Бесс и Толбот тоже усмехнулись, но подумали совсем о другом. У них были общие тайны.

Тут подошли граф и графиня Пемброк, и вся компания направилась к церкви святых Петра и Павла, расположенной на землях, принадлежащих Шеффилду.

В церкви к Бесс подошел Синтло, с трудом пробравшийся сквозь толпу гостей. При виде девочек-невест у Бесс встал ком в горле, и она помолилась о том, чтобы их брак был удачным.

Церемония завершилась очень быстро, и вскоре гости устремились в гостеприимный замок Шеффилд. Все привезли с собой детей. Сыновья и дочери Бесс моментально перезнакомились с детьми Толбота, отпрысками Гербертов, Хауардов и Стюартов.

Гостям оказали пышный прием, сравнимый только с придворными торжествами. В большом зале накрыли огромный обеденный стол за которым разместились шестьдесят взрослых гостей. Детей усадили отдельно. За стульями навытяжку застыли лакеи.

Бесс впервые видела столько серебра. На деньги, вырученные от продажи массивных столовых приборов, могло бы целый год кормиться все население маленького городка. На стенах висели дорогие полотна и гобелены, приобретенные несколько веков назад. Бесс старалась не глазеть по сторонам, но ее поражало, что таким богатством владеет одна семья.

После обеда гости перешли в один из бальных залов. Уильям Парр пригласил Бесс на танец, и она вопросительно взглянула на мужа.

— Танцуй, дорогая. Из меня танцор никудышный, а я знаю, что ты не прочь повеселиться.

Охваченная угрызениями совести, Бесс смотрела вслед мужу, который присоединился к пожилым мужчинам и вступил в оживленную беседу с ними. Уильям Герберт вывел Бесс на середину бального зала. Несколько часов она танцевала со всеми знакомыми графами и лордами, а также с теми, с кем познакомилась сегодня. И наконец закружилась в объятиях Шрусбери в искрометной гальярде.

Бесс заметила, что Толбот не сводит глаз с огромного сапфира, подрагивающего в ложбинке между ее грудей.

— Великолепно! — прошептал он.

— Благодарю, это подарок Синтло

— Я имел в виду вовсе не сапфир.

Бесс пропустила намек мимо ушей, а Шрусбери склонился к ее уху:

— Ты щеголяла бы в бриллиантах и изумрудах, если бы позволила мне подарить их тебе.

Бесс с вызовом взглянула на него:

— А как насчет фамильных жемчугов Толботов?

Откинув кудрявую голову, он захохотал:

— Такую дерзкую женщину я встречаю впервые. Именно этим ты и притягиваешь меня.

— Мужчины всегда мечтают о том, чего не могут получить.

— Видимо, и женщины тоже, иначе зачем ты заговорила о жемчугах?

Бесс прекрасно знала, что женщина может завладеть жемчугами Толботов лишь одним способом — став графиней Шрусбери, но намек партнера уязвил ее.

— Пусть у тебя останутся жемчуга, Шру, а у меня — хорошая репутация

Упругие мышцы на его руках напряглись. Толбот высоко поднял партнершу в фигуре танца, и Бесс ослабела от желания. Он удивленно раскрыл глаза, заметив зеленое шелковое белье, и Бесс поняла: Шрусбери жаждет ее. Танец посреди переполненного гостями зала превратился в изощренную пьггку.

— Ты изголодалась. Почему же борешься со своим и моим желанием? — горячо прошептал Толбот.

— Хочешь знать правду? Потому, что ты женат, а я замужем, другой причины нет.

— Но Синтло вряд ли способен удовлетворить тебя. Он был стариком еще в то время, когда женился на тебе, а теперь превратился в развалину.

— Именно поэтому я не могу изменить ему.

— Стало быть, ты предпочитаешь вести монашескую жизнь, лишь бы сдержать клятву, которой не следовало давать.

— Когда-то я нравилась тебе в монашеском облачении.

Они поравнялись с дверью бального зала, и Шрусбери увлек Бесс в сторону — прежде чем она догадалась о его намерениях.

— Не надо, Шру! — Бесс попыталась высвободить руку, но его мощные пальцы сжались. Он почти протащил ее за собой по галерее, ведущей в парк.

— Черт побери, я не собираюсь насиловать тебя!

Они вышли в напоенный ночными ароматами сад, пересекли ухоженную лужайку, миновали фонтан и свернули на уединенную тисовую аллею, которая уже не одно столетие была приютом влюбленных. Бесс молчала, зная, какой скандал разразится, если кто-нибудь застанет их вдвоем.

Шрусбери взял ее за руки и вгляделся в лицо, озаренное лунным светом.

— Ты пригласила в Чатсворт всех, кроме меня, — укоризненно заметил он.