1-й Белорусский фронт должен был разгромить бобруйскую группировку немцев нанесением двух ударов: один из района Рогачева в направлении Бобруйск, Осиповичи; другой — из района нижнего течения реки Березины в общем направлении на Слуцк с охватом Бобруйска с юга. В последующем намечалось наступление левого крыла фронта на ковельском направлении.

Парадоксально, но Генеральный штаб в этот период старательно избегал в документах самого слова «окружение». Ликвидация Сталинградского котла, затянувшаяся на два с половиной месяца, неудачи советских полководцев с ликвидацией демянской или каменец-подольской группировок произвели на Сталина негативное впечатление. Немецкие солдаты в окружении проявляли стойкость и демонстрировали высокую боевую выучку, приковывая к себе большое количество войск и боевой техники. Причем в большинстве случаев им удавалась либо деблокада, либо прорыв окруженных сил. С военной точки зрения, окружение и последующее уничтожение противника является желанной целью любой операции. Но для Верховного в 1944 году важнее было не уничтожение живой силы в «котлах», что отнимало время и ресурсы, а занятие как можно большей территории и перенесение военных действий в Европу. Вот и мучились, по признанию Штеменко, с вопросом, что же делать после прорыва вражеской обороны:

«Мыслилось, что разгром значительной части наиболее боеспособных неприятельских войск будет достигнут уже в период прорыва обороны, первая полоса которой была особенно насыщена живой силой. Поскольку противник резервировал свои войска мало, возлагались большие надежды на первый огневой удар по его тактической зоне. С этой целью фронтам и давалось такое большое количество артиллерийских дивизий прорыва. Что же касается дальнейших способов действий, то они вырисовывались по-разному. Никаких сомнений не вызывал район Витебска. Здесь оперативное положение советских войск делало наиболее целесообразным окружение с одновременным дроблением и уничтожением вражеской группировки по частям. Применительно же к другим направлениям термин «окружение» не употреблялся…

Нужно было придумать что-то новое. Родилась, в частности, такая идея: нанеся поражение основной массе войск противника в тактической глубине его обороны мощным артиллерийским и авиационным ударом, отбросить их остатки с оборудованных позиций в леса и болота (?). Там они окажутся в менее благоприятных условиях: мы будем бить их с фронта, с флангов, с воздуха (Неужели с фронта, да еще по лесам и болотам проще?), а с тыла помогут партизаны (??). По результатам это было равнозначно окружению (???), и мы считали такой метод действий безусловно выгодным».

Идиотизм этой «новой идеи» был настолько очевиден, что, как вспоминает Штеменко: «…нас поправили». Решили — окружать, куда уж тут деваться.

30 мая Ставка окончательно утвердила план операции. Начать ее решено было 19–20 июня. На следующий день директива ушла в войска.

Координация действий войск 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов была возложена на представителя Ставки, начальника Генерального штаба маршала Василевского, а 2-го и 1-го Белорусских фронтов — на заместителя Верховного Главнокомандующего маршала Жукова. Кроме того, на 2-й Белорусский фронт направлялся начальник оперативного управления Генштаба генерал Штеменко. Представителями Ставки по авиации являлись Главный маршал авиации А.А. Новиков и маршал авиации Ф.Я. Фалалеев.

С начала июня командующие фронтами и армиями приступили к интенсивной подготовке, перегруппировке войск, созданию ударных группировок, массированию сил и средств на главных направлениях. На участках прорыва на 1 км фронта сосредоточивалось до 160–204 орудий и минометов, 15–20 танков непосредственной поддержки пехоты. При этом, в отличие от предшествующих операций, отдельные танковые бригады и полки использовались не централизованно в масштабе дивизии, а придавались подразделениям и стрелковым полкам, что позволяло более тесно организовывать их взаимодействие с пехотой в условиях лесисто-болотистой местности. Только для непосредственной поддержки стрелковых частей выделялось 2229 танков и самоходно-артиллерийских установок. Артиллерийская подготовка предусматривалась продолжительностью 120–140 минут на всю глубину главной полосы обороны. На 1-м Белорусском фронте впервые за годы войны поддержка атаки пехоты и танков планировалась двойным огневым валом на глубину 1,5–2 км.

В ночь перед наступлением планировалось провести мощную предварительную авиационную подготовку, совершив более 2700 самолето-вылетов. Чтобы ослабить авиационную группировку противника в Белоруссии, АДД за 6–10 суток до начала наступления провела воздушную операцию по уничтожению немецких самолетов на аэродромах, в которой приняли участие 8 авиакорпусов.

В период подготовки операции Ставка и командование фронтов организовали обширные мероприятия по маскировке своих действий и дезинформации противника. Чтобы убедить его в том, что летом 1944 года главный удар советские войска нанесут на юге, в мае-июне производилось ложное сосредоточение войск на кишиневском направлении. На Украине находилось и большинство танковых армий. С 20 по 23 июня были организованы разведки боем в полосах 1-го Украинского, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов. Все это позволило советскому командованию скрыть подготовку крупнейшей операции летней кампании. Даже за неделю до наступления, когда, по свидетельству генерала Типпельскирха, командованию группы армий «Центр» стало известно о сосредоточении значительных сил Красной Армии в Белоруссии, в германском Генеральном штабе «доминирующей оставалась точка зрения, предполагавшая нанесение русскими основного удара на фронте группы армий «Северная Украина»… На просьбу группы армий «Центр» выделить ей, по крайней мере, более крупные резервы было заявлено, что общая обстановка на Восточном фронте не допускает иной группировки сил». В результате из 30 танковых и моторизованных дивизий вермахта на советско-германском фронте 24 находились южнее Припяти. Противник не смог вскрыть направление главного удара советских войск и не сумел подготовиться к его отражению.

Перед операцией активизировали свою деятельность белорусские партизаны. Они совершали диверсии на коммуникациях, добыли для советского командования разведывательную информацию, а в период с 20 по 23 июня подорвали свыше 40 000 рельсов. Впрочем, польза от подобных акций зачастую спорна. В погоне за количеством организацию диверсий на коммуникациях превратили в своего рода социалистическое соревнование. Рельсы уничтожали и разбирали в основном на второстепенных участках, которые немцы не использовали. Как писал профессор «диверсионных наук» И.Г. Старинов, в принципе считавший глупостью разрушение железнодорожной колеи: «Подрывали и бодро рапортовали. А в это же время немцы с второстепенных участков сами снимали рельсы на переправку. Здесь они им не нужны были. Партизанам же для счета легче подрывать там, где они хозяева, а не там, где немцы охраняют».

Так как железная дорога не справлялась к сроку с огромным объемом перевозок — только за июнь необходимо было подать фронтам более 75 тысяч вагонов с людьми и грузами — начало операции пришлось передвинуть на три дня.

Не обошлось и без диагностированной Рокоссовским «ведомственности». Главная роль в операции отводилась 3-му и 1-му Белорусским фронтам. Поэтому именно эти фронты имели наибольшее количество людей и техники, здесь почти безотлучно находились Василевский и Жуков, проблемы «подшефных» решались в первую очередь. 2-й Белорусский фронт действовал на вспомогательном направлении, курировал его Штеменко, не имевший статуса представителя Ставки и звания маршала: «Немало волнений доставила и авиация дальнего действия. В принципе с применением ее все было ясно, но на практике получалось иначе. Два маршала — Жуков и Василевский, организовывавшие боевые действия справа и слева от 2-го Белорусского фронта, все прибрали к своим рукам. После наших настойчивых просьб Георгий Константинович выделил нам некоторое количество авиации дальнего действия, но только на бумаге. На деле же до самого последнего момента мы не имели возможности даже ставить задачи тяжелым бомбардировщикам — их представители в штабе 2-го Белорусского фронта не появлялись. Эта сила, казалось, начисто выпадает из огневого баланса фронта». В конце концов сошлись на том, что 1-й Белорусский перейдет в наступление на день позже остальных, что позволяло сманеврировать авиацией с одного направления на другое.