Например, только Военный трибунал ЛВО выносил частные определения о привлечении к ответственности Карпова 17 октября 1955 года, 24 октября 1955 года и 17 сентября 1956 года. А в ответ на последнее определение старший помощник Главного военного прокурора Главной военной прокуратуры полковник юстиции Туполев указал военному прокурору ЛВО В. Н. Горбатову в феврале 1957 года: «Бывшему начальнику 4-го отдела УНКВД Ленинградской области и Псковского окружного отдела НКВД Карпову Г. Г, за нарушения законности при расследовании дел в 1937–38 гг. решением секретариата ЦК КПСС от 28 сентября 1956 г. объявлен строгий выговор с предупреждением. В связи с этим проводить проверку в отношении КАРПОВА Г. Г. согласно частному определению Военного трибунала Ленинградского военного округа от 17 сентября 1956 г. по делу Викса и др. не следует».

Вряд ли он забывал о тех, с кем приходилось ему иметь дела в далёкие тридцатые. На его лице всегда лежала печать какой-то трагической грусти… А может, это был бесконечный страх за содеянное?

В 1937 году по решению Политбюро ЦК ВКП(б) началась самая масштабная репрессивная операция. Тогда капитан госбезопасности Карпов был начальником IV секретнополитического отдела Ленинградского управления. И тогда же было сфабриковано крупнейшее дело «О контрреволюционной повстанческой организации церковников в Белозерском, Кирилловском, Тихвинском, Устюженском и Череповецком районах Ленобласти и Устькубинском и Кубеноозёрном районах Вологодской области».

«28 августа начальник Белозерского оперсекгора И. Т. Власов и начальник Белозерского горотдела НКВД С. П. Портнаго направили спецконвоем в Ленинград для дальнейших допросов Федотовского и Шоленикова. Им была определена роль руководителей «широко разветвлённой контрреволюционной организации церковников». Теперь подследственные попадали в руки Г. Г. Карпова и его помощников, которые начали составлять списки мифической «организации», куда вписывались всё новые имена. Арестованы были десятки людей, но руководство Белозерского оперсекгора решило довести число до желаемой сотни, то есть «альбома», как называли в Ленинграде образцовый протокол заседания Особой тройки, в которой должны быть включены дела 100 обвиняемых. Действительно, под № 100-м восьмого тома «дела Федотовского H.H.» вписан приговор обвиняемой Рыбаковой Екатерины Реокатовны» (И. П. Рашковец).

Как пишет Е. Стрельникова, «23–25 сентября были арестованы 33 монахини и послушницы Горицкого монастыря, а 30 сентября ещё 14. Всего было арестовано 62 инокини и мирянки, на них спешно оформили десятки «признательных» протоколов. Из Белозерской тюрьмы всех заключённых отправили этапом в Ленинград, за исключением игуменьи Зосимы, — замученную матушку освободили с подпиской о невыезде, она почти не могла передвигаться. Особая тройка вынесла всем обвиняемым смертный приговор (кроме Анны Богдановой, которую приговорили к 10 годам концлагеря).

9 октября Белозерских мучениц расстреляли в Левашово. Вместе с ними приняли мученическую кончину священники Сергей Шолеников, Николай Федотовский и Василий Остроумов — благочинный г. Кириллова, отец пятерых детей. Через несколько дней Особая тройка в Ленинграде рассмотрела ещё два групповых дела о «контрреволюционной организации церковников»: кирилловского (29 человек) и горицкого (15 человек). 30 октября 43 человека были расстреляны. Дело по ликвидации «повстанческой группы» в Белозерске и Кириллове начальством было признано образцовым».

К слову сказать, как потом расскажут сами чекисты, оказавшиеся на скамье подсудимых, «Примерно на половину арестованных не было никакого материала, кроме того, что они ходили в церковь и молились Богу». Но они всё-таки всех «увязывали» и «округляли».

Если арестованный не подписывал ранее заготовленный протокол допроса, то его просто били: «На голову надевали тулуп, сшибали его на пол и били ногами, а после этого подводили к столу, вставляли в пальцы ручку и сами водили его рукой по бумаге».

Других арестованных заставляли стоять по 12–17 часов по ушам комнаты загса под контролем милиционера, не разрешая шевелиться.

Сам Карпов на совещании работников Новгородского горотдела НКВД давал своим подчинённым следующую установку: «Вы должны запомнить раз и навсегда, что каждый нацмен — сволочь, шпион, диверсант и контрреволюционер». При этом Георгий Григорьевич указывал «всыпать» им «до тех пор, пока не подпишут протокола».

Будучи начальником Псковского окротдела НКВД, он лично пытал арестованных.

Работникам же УНКВД по Ленинградской области Ходасевичу и Тарасову, обратившимся к начальнику отделения Дубровину за содействием в получении жилплощади, последний ответил: «Дадите 50 поляков, а когда их всех расстреляют, тогда получите комфортабельные квартиры».

На суде бывший сотрудник НКВД Ребров показал: «Я допрашивал арестованного и в это время вошли Карпов и Степанов (зам. Карпова). Они спросили у меня: «Арестованный даёт показания?» Я им ответил, что он не сознался в своей деятельности. После этого Карпов позвонил коменданту окротдела Морозову и приказал в кабинет принести бутылку нашатырного спирта и полотенце. Карпов намочил полотенце нашатырным спиртом и завязал им рот арестованного, а сами начали избивать его, при этом приговаривали: «такой метод хорошо помогает делу и безопасен для здоровья».

А вот как описывал следственные приёмы Карпова арестованный в 1937 году в Ленинграде А. К. Тамми: «Карпов сначала молотил табуреткой, а затем душил кожаным ремнём, медленно его закручивая…»

Александру Карловичу Тамми посчастливилось выжить. И он частенько вспоминал, как подчинённые Карпова следователи Федотов и Готлиб, добиваясь нужных показаний, били жертву резиновыми жгутами, пряжкой ремня, сапогами.

Немудрено, что очень скоро после своего назначения начальником Псковского окружного отдела НКВД Г. Г. Карпова оценили соответствующим образом. За короткий срок новый глава местного НКВД «провёл большую работу по разгрому и ликвидации контрреволюционных вражеских гнёзд», — говорилось в ответе на запрос руководителей отдела кадров Управления НКВД Ленинградской области Псковским окружкомом ВКП(б).

Другой чекист, Н. И. Капран, свидетельствовал: «В третью операцию начальником ОКРО Карповым, прибывшим в Псков в июле 1939 года, затри месяца было арестовано 1000 человек, из которых 700 с лишним осуждено к высшей мере наказания, и возбуждался перед УНКВД и Ленинградский обкомом ВКП(б) вопрос о дополнительных арестах ещё 1500 человек…»

И ещё один факт. Примерно в июле 1938 года Карпов провёл «инвентаризацию» оперативных учётов в Псковском округе, по результатам которой докладывал, что имеются 1556 человек с «наличием компрометирующих материалов на арест» и 13 429 учтено, но без материалов, достаточных для ареста. Эти данные позволили ему обратиться к руководству Ленинградского УНКВД поставить на разрешение Москвы вопрос о проведении в Псковском округе вновь «операции по белобандитам (бывшим), контрабандистам, кулакам и прочим антисоветским элементам» с рассмотрением дел на тройке УНКВД.

Судя по всему, Георгия Григорьевича всетда бросали на самые тяжёлые участки работы органов. И он не просто справлялся, а ещё и давал показатели.