Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Граф устроился внутри, Йетс — рядом с кучером, и они тронулись.
Очень скоро экипаж остановился, высадив графа и Йетса.
Ночь была теплая и звездная, луна медленно плыла по небу. Но было не настолько светло, чтобы смутить того, кто не желал быть увиденным.
Экипаж остановился в тени деревьев, рядом с железным забором, который огораживал паддок.
В конце его виднелись крыша и трубы особняка сэра Уолтера Мелфорда.
Не говоря ни слова, граф перелез через забор и двинулся по паддоку, держась в тени деревьев. Йетс следовал за ним.
Они быстро пересекли открытое пространство и замерли на секунду, проверяя, не увидел ли их кто. Затем продолжили свой путь.
К паддоку примыкала задняя стена конюшен. Граф шел вдоль нее, пока не достиг задней двери.
Здесь он остановился и подождал, пока Йетс с осторожностью зажег маленькую свечу в своем фонаре.
С трех сторон стенки этого фонаря не пропускали света, поэтому его можно было направлять так, чтобы освещать только то, что требовалось в данный момент.
Когда фонарь был зажжен, Йетс посветил им на дверь конюшни.
Граф медленно и осторожно, без единого звука приподнял щеколду и обнаружил, что дверь не заперта.
Он открыл ее. Перед ним был узкий проход, который вел туда, где был денник, на котором еще днем он заметил надпись «Звездный».
Железную решетку по-прежнему прикрывала лошадиная попона.
Шагая совершенно бесшумно, граф двинулся вдоль узкого прохода к этому деннику.
Было очень тихо. Лишь изредка раздавался слабый шорох из тех денников, из которых еще не забрали лошадей их новые владельцы.
Никого из конюхов не было видно.
Как надеялся граф, они, вероятно, крепко спали после выпитого эля, которым отпраздновали успех аукциона и полученные от покупателей чаевые.
Конюхи помоложе спали на чердаке, а те, что постарше, вероятно, имели комнаты в другом здании.
Граф вынул из кармана специальный инструмент, который не раз служил ему в прошлом.
Замок не доставил ему хлопот. Пойнтон аккуратно снял его и положил на землю, прежде чем открыть дверь в денник.
Мгновение он ничего не видел в темноте, только чувствовал запах сена и лошадиного пота. Потом появился Йетс с фонарем.
Он направил его на сено, затем луч света скользнул по стенам, потом снова спустился…
Теперь стало видно тело, лежавшее на полу, и граф, не обнаруживая признаков волнения, прошел вперед, словно увидел именно то, что ожидал.
Йетс двинулся за ним. Теперь свет падал на обнаженную женскую спину, покрытую кровавыми рубцами.
Женщина лежала лицом вниз на стоге сена, а от ее связанных рук веревка тянулась к нижней перекладине.
Ее лодыжки тоже были связаны. Опустившись на колени, граф узнал Кледру и увидел кляп у нее во рту, прочно завязанный на затылке.
Достав нож из кармана, он перерезал веревку, которая удерживала ее руки, и по тому, как безвольно они упали, Пойнтон понял, что девушка без сознания.
Он поднял ее на руки и понес к двери, сопровождаемый Йетсом.
Выйдя, граф остановился, и верный Йетс, не ожидая приказаний, запер дверь и вернул замок в прежнее положение.
Это заняло всего несколько секунд, а потом Йетс пошел впереди, чтобы открыть дверь в паддок, а граф медленно шел за ним, стараясь не задевать ногами Кледры стены денников и прохода.
Оказавшись снаружи и ощутив прохладный ночной воздух, граф впервые заговорил:
— Мой плащ!
Йетс снял плащ с плеч графа и очень осторожно прикрыл им Кледру. Затем граф и Йетс быстро двинулись к забору.
Если бы кто-то и наблюдал за ними, он не догадался бы, что мужчина несет на руках полуобнаженную женщину, прикрытую темным плащом.
С помощью Йетса граф без труда перенес Кледру через забор.
Когда он положил ее на заднее сиденье экипажа, Йетс вскарабкался на козлы, Харт хлестнул лошадей, и они стали быстро удаляться от этого места в том же направлении, откуда приехали.
На пустынной дороге им никто не встретился. Экипаж повернул к дому графа, где в окнах не видно было огней.
Гости и слуги мирно спали после долгого, насыщенного событиями дня.
Йетс и граф с Кледрой на руках снова прошли через боковую дверь, поднялись по лестнице. На площадке, где располагалась графская спальня, никого не было.
Граф внес девушку в свою комнату, пересек ее и подошел к двери, которая вела в небольшую гардеробную, заставленную шкафами с одеждой.
В дальнем конце этой комнаты имелась кровать, которой редко пользовались, разве что Йетс раскладывал на ней костюмы графа.
Очень осторожно граф положил Кледру на эту кровать.
Кляп у нее изо рта он вынул, еще пока они ехали в карете, а также перерезал веревки, которые стягивали ноги девушки.
Она пошевелилась, и граф с беспокойством посмотрел на нее при свете свечей, которые внес в комнату Йетс.
Ее лицо было землисто-серым, казалось, она не дышала, и у графа мелькнула ужасная мысль, что ее забили до смерти или она умерла от шока, не выдержав страшной боли.
Он осторожно снял с девушки свой плащ, понимая, что ткань в некоторых местах прилипла к ранам и, если бы она была в сознании, это причинило бы ей нестерпимые страдания, так как при малейшем движении рубцы снова начинали кровоточить.
Кледра лежала абсолютно неподвижно, и граф с беспокойством следил за Йетсом, который наклонился к ней, пытаясь прощупать пульс.
У его камердинера был большой опыт лечения болезней и врачевания ран.
Он спас жизнь многим солдатам во время войны, предупреждая нагноение ран, нанесенных отравленным мечом или штыком. Еще Йетс умел справляться с укусами скорпионов и змей и с лихорадками, которые без его вмешательства могли бы кончиться смертью.
— Она жива? — спросил граф.
В его голосе звучала хорошо знакомая Йетсу нотка.
Он знал лучше, чем кто-либо, в какую ярость приходил граф, когда кто-нибудь из его подчиненных бывал ранен неприятелем или подвергался надругательствам после смерти, что часто случалось в Индии.
— Она жива, милорд, — ответил Йетс, — но ей потребуется тщательный уход, а ее спина доставит ей невыносимые страдания, когда она придет в себя.
Граф посмотрел на Кледру и задумался.
— Надо увезти ее отсюда. Когда она будет в состоянии перенести путешествие?
— Никто не знает, что она здесь, милорд. Мы сможем увезти ее завтра вечером, но лучше подождать до следующего дня.
Граф кивнул.