P. S. Мне остаётся добавить, что в описании дня 9 мая 2012 года, проведённого мной в Севастополе и на южнобережной дороге, нет вымысла. Всё действительно так и было. И хочется дополнить сказанное упоминанием о новой встрече в Севастополе.

9 мая 2014-го я стояла на параде Победы рядом с семейной парой из Коми. Более двух часов мы ждали начала торжественного шествия, а, значит, было время спокойно побеседовать о многом, в том числе и о событиях последних месяцев, вернувших Крым домой, в Россию.

Молодые супруги выглядели лет на тридцать-тридцать пять. Признались, что они пришли на парад Победы впервые в своей жизни. Раньше интереса к таким событиям у них не возникало. В Севастополь приехали сознательно – проверить, так ли всё обстоит, как показывают о городе-герое по телевизору? И вот они увидели неподдельное ликование севастопольцев от мала до велика, благодарность ветеранам, слёзы радости, пестрящие повсюду Георгиевские ленточки, младенцев в матросках и камуфляжных костюмчиках, пошитых молодыми мамочками не по указке сверху, а по движению патриотических чувств… Они услышали вспыхивающее то там, то здесь пение, скандирование – и пели, и кричали вместе со всеми. В конце парада Победы гости из Коми и сами прослезились: «Да, здесь, в Севастополе, всё по-настоящему».

Севастополь, 2–3 октября 2014 г.

Эти записки я пишу с сожалением о том, что многое из интересного, неожиданного, с чем встретилась в жизни, чему была свидетельницей, не записала сразу, по ходу течения дней. Внешняя, как правило, кажущаяся обыденность происходящего, уверенность в том, что у каждого нечто подобное в жизни тоже происходит, да и навык жить с ещё не обозначенной тогда потребностью записывать важные мгновения, оставили их в снах забвения. Теперь, с годами, вместе с пониманием ценности жизни как таковой, стала я дорожить и весомостью неповторимых её мгновений.

Сейчас, когда от маковки зенита полого уклоняются мои года, когда сердцу всё чаще нравится замедлить в простом повествовании, а не в сложном поэтическом рисунке, решила я всё-таки оставить несколько зарубок на память не только для себя. Потому что описанные далее эпизоды – краткие, с виду и не очень-то яркие, – относятся к темам, близким, надеюсь, не только мне. Искренне жалею, что имена участников событий за давностью лет утрачены.

В конце 70-х годов во время очередной экскурсии по местам воинской доблести Керченского полуострова в моей группе оказался участник обороны Севастополя. Мы приехали к Эльтигену в осенний прохладный ветреный день. После осмотра местности, когда оставалось время на прогулку, мы медленно двигались с седовласым, ещё физически крепким фронтовиком вдоль берега Керченского пролива, по Огненной земле, ставшей для тысяч наших воинов конечной точкой их земных путей, закончившихся на героическом пятачке отвлекающего плацдарма. Теперь мирную картину берега нарушал только памятник на доминирующей высоте да студёность тяжёлых серо-зелёных волн, упорно накатывавших на берег. Ветеран рассказывал о своём многотрудном боевом пути, о защитниках города-героя Севастополя, о сложностях его обороны…

Внезапно в прибое мы увидели розовое тельце дельфинёнка, уже мёртвого, с рваной раной на брюшке. Детёныш дельфина явно был взрезан винтом какого-то судна. В те годы суда разного назначения в большом количестве бороздили воды Керченского пролива.

Мой собеседник долго смотрел на дельфинёнка с заметным состраданием и поведал мне такую историю: «Как я уже вам говорил, перед войной проходил срочную службу в Севастополе на боевом корабле. Иногда нас отпускали в увольнение, и если это было лето, то мы, рядовые матросы, шли купаться на городской пляж. Незадолго до войны, уже в июне, мы – несколько ребят, отпущенных в увольнение, – после купания загорали на пляже. Вдруг в прибрежной полосе среди купающихся случился страшный переполох: одни люди с криком выскакивали из воды, другие, наоборот, вбегали в воду, чтобы выхватить из неё детей.

Мы сначала не поняли, в чём дело. Но присмотревшись, увидели огромного дельфина, который вплыл прямо в гущу купающихся. Он остановился на месте в прибое и всех устрашал сильно разинутой пастью. Мы не могли сообразить, чтобы это значило. Вдруг кто-то заметил, что поперёк пасти дельфина от нёба вниз, распоркой, стоит палка, которая и не даёт животному закрыть рот.

Люди стали просить нас, матросов: «Ребята, помогите ему! Сделайте что-нибудь!». Не без опаски мы приблизились к дельфину, который не встревожился, а спокойно дал нам вытащить эту злополучную палку, крепко застрявшую в его пасти, из-за которой он непременно бы умер от голода. За этим-то, за человеческой помощью, он и приплыл к людям, приплыл туда, где было много детей, а, значит, рассчитывал, что именно здесь с ним не расправятся.

Но главное началось потом. Дельфин не уплывал. Люди сначала робко, а потом всё смелее и смелее стали подходить к нему, гладить его бока, а, попривыкнув, и садить на его спину детей. И, представляете, он стал их катать! Сначала медленно, чтобы не напугать. А когда люди совсем осмелели – и как он это тонко чувствовал! – он прогуливал детей по кругу. Затем стал выпрыгивать из воды и совершать невероятные сальто в воздухе, развлекая нас.

Так продолжалось целых три часа. Наконец дельфин выпрыгнул очень высоко, перевернулся в прыжке последний раз и поплыл в сторону моря. С тех пор я считаю этих животных разумными существами, только устроенными не так как мы, а по-другому, по ещё непонятному нам способу».

Я слушала эту историю от повидавшего много на своём жизненном пути ветерана, и тоже поражалась благодарности дельфина, которой он отплатил людям за своё спасение. И невольно подумалось о том, сколько же этих животных, да и всякой другой морской живности, и не только морской, погибло во время войны от взрывов бомб, мин, торпед, снарядов! Возможно, среди погибших в пучинах вод был и тот, спасённый перед самой войной благодарный дельфин.

Однажды, уже в Тосно, ко мне обратилась руководитель местного детского кукольного театра «Золотой ключик» Ольга Жданова. Для участия в конкурсе ей нужна была новая пьеса о войне. Вспомнив историю с дельфином, решила раскрыть тему войны через страдающих на войне животных. Тогда и написала небольшую пьесу «Настоящий русский медведь». Она была поставлена, и на региональном конкурсе спектаклей патриотической тематики театр занял второе место. Так, спустя тридцать лет благодарный дельфин вдохновил меня написать пьесу военного содержания.

Примерно в те же годы оказалась среди экскурсантов из Симферополя в Керчь и женщина со скорбным выражением лица, которая поделилась со мной воспоминаниями, что носила в сердце с лета 1942 года.

«Я была в этих местах в пору своей юности, во время войны, – начала она, словно нехотя, свой рассказ, – и с тех пор много лет больше сюда не приезжала. Не могла. И вот первый раз решилась поехать, с экскурсией, не в одиночку. И, честно скажу, боялась, что как только сюда приедем, сердце не выдержит».