Да, похоже было, что Яким свое дело сделал. Если бы повезло немцу, тот бы выстрелил. Выяснять времени не было. Рукояти мин оттягивали руки к земле. Взрыватель от якимовской мины Андрей сунул в карман шинели. Теперь он больно бил по левому боку.

Навстречу к ним из тьмы выскочил Яким. Его глаза и все лицо было каким-то нечеловечески перекошенным и ошалелым. Он по-прежнему сжимал в руке нож. Его лезвие было запачкано чем-то густым и черным на свету.

— Сторожи выход из дома, — шепнул ему Аникин, падая на колени возле гусеничного трака. Танковая громада вблизи показалась еще огромнее. Она нависла и надвинулась над ним. Аникину показалось, что еще секунда, и она его раздавит. «К черту, к черту», — почему-то твердил он, судорожно выкапывая грунт из-под широкой, ледяной на ощупь гусеницы. Насыщенный запах машинного топлива и смазки бил в ноздри. Земля под гусеницами была мягкой, Андрей легко углубился на нужное расстояние. Затем он установил в подготовленное углубление массивный металлический цилиндр и аккуратно вытащил из вещмешка круглую шашечку взрывателя.

Так, теперь запал. Ввинчиваем. Аккуратно, вот сюда, по центру… Пальцы Андрея на ощупь скользили по гофрированной поверхности мины, нащупывая по центру гнездо для взрывателя. Теперь крышечка. Опять крутим, аккуратненько… Аникин отер пот со лба и стал спешно засыпать землей гостинец для фашистов, приведенный в боевую готовность. Разровнять, вот так. Есть… Теперь к следующему танку.

Где-то совсем рядом скрипнула и распахнулась настежь дверь. Будто чья-то огромная рука вбросила в разлитую над хутором темень порцию света. Андрей прижался к гусеничному траку и замер. Дверь захлопнулась, и снова стало темно. Аникин успел заметить торчащие из-за танка сапоги убитого Якимом немца.

Раздались голоса. Разговаривали двое или трое, по-немецки. Женский голос, глухой и сдавленный. «Не можно, пан Фогель… не можно…» то и дело вклинивалось в немецкое «гыр-гыр-гыр». Эти вышли из другого строения, стоявшего поодаль, за ближним к лесу домом. Один остался курить на крыльце, а две тени двинулись прямо в сторону Аникина. Тот, что остался на крыльце, что-то сказал вдогонку удалявшимся.

— Йа, йа, Отто… Du ist folgend…[1]— ответил ему второй, тот, что шел с женщиной в их сторону. Тот, которого второй назвал Отто, бросил окурок. Красный глазок описал дугу и потух. Он тяжело вздохнул и вошел внутрь.

Свет из времянки на миг выхватил приближавшихся. Немец с автоматом на плече, стволом вниз, правая рука придерживает ремень. Левая обнимает за талию женщину так крепко, как будто переламывает ее податливое тело пополам. Он пытается шарить руками по ее телу, но она всякий раз отталкивает его руки. На ней расстегнутый мужской пиджак, платок и длинная темная юбка, и вся она из-за одежды кажется бесформенной. Вот они снова погрузились в темноту, и Аникин только слышит бессвязный шепот немца и негромкий голос женщины. В голосе все больше беспомощности и отчаяния.

Они остановились.

— Франц… Du da? Anblicke, wer ich dir führte…[2]Франц!..

Наверное, он звал часового. Тот уже не ответит. Послышался шорох одежды, неясное бормотание и то же «не можно», все более настойчивое. Они расположились по ту сторону машины. Вот черт, никакого маневра. Аникин крадучись пробрался вдоль борта к задней части «пантеры». Времени пережидать нету. Яким теперь вряд ли подберется незамеченным от дома к танку. Это пространство хорошо освещалось единственным включенным фонарем. Похоже, убрать эту парочку придется Аникину.

Андрей выглянул из-за края брони. Свет фонаря бил прямо на эту часть борта. Со стороны дома немца и женщину было видно плохо, но для Аникина они были как на ладони. Немец прижал ее к броне, навалившись всем телом. Платок ее упал с волос на плечи, открыв коротко стриженные волосы и моложавое курносое лицо. Руки его шарили сначала под пиджаком, сжимая ее грудь, потом опустились вниз. Задрав юбку, ладони заскользили по белесым бедрам и ягодицам. «Не можно, не можно», — уже прерывисто, с учащенным дыханием повторяла женщина, но губы немца ловили ее рот, не давая говорить. Аникин напрягся, вытащив из голенища трофейный финский нож. Вот момент. Ударить его под левую лопатку, потом эту подстилку фашистскую — под правую грудь…

В миг, когда Андрей уже сделал было шаг из своего укрытия, из-за второй машины метнулась широкая тень. Немец даже не успел повернуться, как приклад девятовского автомата ударил его со всей силы в затылок. Череп фашиста раскололся, как орех. Голова его по инерции со всей силы жахнула женщину по лицу. Андрей слышал, как глухо и сильно стукнулся затылок женщины о броню танка.

Девятов еще два раза с силой ударил упавшего прикладом в висок

— Хорош… — прошептал подоспевший Яким. — Фашист готов. А с бабой что делать?

Она лежала без сознания рядом, забрызганная кровью и мозгами своего несостоявшегося кавалера.

— А что делать, добить ее… — в горячке выпалил Девятов и опять замахнулся своим прикладом.

— Погоди… — остановил его Аникин. — Оставь ее. Она и так в отключке. А местных нам против себя восстанавливать резона нет. Что с миной?

— Стоит, товарищ командир… — шепотом отрапортовал Девятов.

— Черт, еще бы одну…

Не успел Аникин ответить, как дверь дома распахнулась. Один за другим трое немцев в расстегнутых гимнастерках вышли на крыльцо. Первый, потянувшись, так и застыл на месте. Он смотрел прямо на Аникина и его бойцов, вернее, вглядывался в полумглу, видимо, не мог различить, что здесь происходит.

— Франц?.. — заплетающимся языком спросил он. Голос его вдруг в момент протрезвел. — Франц… Wo ist…

Договорить он не успел. Аникин выпустил по ним очередь из своего «ППШ» и крикнул Девятову и Якимову:

— Отходите!.. Я прикрою…

Шум и крики раздались в доме. Сразу несколько вспышек с грохотом взорвали темноту ночи. Стрельбу вели с другого конца поля, где наверняка тоже были выставлены часовые. По танковой броне защелкали пули. Андрей упал на землю и отполз за катки танковых гусениц. Немцы один за другим выбегали на улицу и тут же падали как подкошенные под пулями его автомата.

Раздался звон стекла. Из разбитого окна гулкими очередями заработал пулемет. Скорее всего, ручной «МГ». Он стрелял в сторону Андрея и куда-то в лес, наверное, по отступающим товарищам Аникина.

Короткой очередью Андрей погасил единственный горевший фонарь. Вся местность погрузилась во тьму, то и дело озаряемую вспышками выстрелов и пунктирами трассирующих пуль. Пулемет не унимался. У Аникина на миг мелькнула мысль о хуторянах, которые могли находиться в доме. Но ничего не оставалось делать. Андрей выхватил из вещмешка оборонительную гранату и, примерившись, метнул в оконный проем. Сноп пламени озарил деревянное нутро дома. Раздался истошный крик. Андрей почувствовал запах дыма. В темноте его не было видно, но клубы его наверняка валили из окна.