Этот успех христианства не ограничивался какой–то определенной местностью. Он распространялся на все районы империи. «Вчера нас еще не было, — говорит Тертуллиан в своей "Апологии", — а сегодня мы уже заполнили все принадлежащие вам места: города, острова, крепости, дома, собрания, ваш стан, ваши племена и сообщества, дворец, сенат, форум! Мы оставили вам только ваши храмы. Мы можем посостязаться числом и с вашей армией: нас будет больше даже в одной провинции». Все эти факты показывают, как несправедливо одиозное обвинение Цельса, повторяемое современным скептиком, будто бы новая секта полностью состояла из нижайших слоев общества — крестьян и ремесленников, детей и женщин, нищих и рабов.

Основная положительная причина быстрого распространения и окончательной победы христианства заключается в его собственной, неотъемлемо присущей ему ценности как всеобщей религии спасения, в совершенном учении и примере его Богочеловечного Основателя, Который для сердца каждого верующего есть Спаситель от греха и Податель вечной жизни. Христианство адаптируется к положению любого класса, к любым условиям, любым отношениям между людьми, подходит всем народам и расам, людям любого культурного уровня, любой душе, которая жаждет святости жизни и искупления от греха. Ценность христианства — в истинности и силе его учения, свидетельствующего само за себя; в чистоте и возвышенности его предписаний; в возрождающем и освящающем влиянии на сердце и жизнь; в возвеличении женщины и жизни дома, которым она управляет; в улучшении положения нищих и страдающих; в вере, братской любви, благотворительности и триумфальной смерти исповедующих его людей.

К этому внутреннему моральному и духовному свидетельству добавлялось мощное внешнее доказательство божественного происхождения христианства — пророчества и предзнаменования Ветхого Завета, так поразительно исполнившиеся в Новом, и наконец, свидетельство чудес, которыми, согласно однозначным заявлениям Квадрата, Иустина Мученика, Иринея, Тертуллиана, Оригена и других, иногда сопровождались в тот период проповеди миссионеров, пытавшихся обратить язычников.

Особо благоприятными внешними обстоятельствами были протяженность, упорядоченность и единство Римской империи, а также преобладание греческого языка и культуры.

Помимо этих позитивных причин, существенное негативное преимущество христианства заключалось в безнадежном положении иудаизма и языческого мира. После ужасной кары — разрушения Иерусалима, преследуемые иудеи блуждали, не находя покоя и уже не существуя, как нация. Язычество было внешне распространено, но внутренне прогнило и шло к неизбежному упадку. Народная вера и общественная нравственность были подорваны скептицизмом и материалистической философией; греческие наука и искусство утратили свою созидающую силу; Римская империя держалась только на силе меча и насущных интересах; нравственные узы, объединяющие общество, расшатались; разнузданная жадность и пороки всякого рода, даже по мнению таких людей, как Сенека и Тацит, царили в Риме и в провинциях, простираясь от дворцов до лачуг. Добродетельные императоры вроде Антонина Пия и Марка Аврелия были исключением, а не правилом и не могли остановить моральную деградацию.

Ничто из созданного классической античной культурой в дни ее расцвета не было способно исцелить смертельные раны эпохи или хотя бы принести временное облегчение. Единственной звездой надежды в надвигающейся ночи была молодая, свежая, бесстрашная религия Иисуса, не боящаяся смерти, крепкая в вере, распространяющая любовь; ей суждено было привлечь всех мыслящих людей к себе как к единственной живой религии настоящего и будущего. В то время как мир постоянно сотрясали войны и перевороты, а династии возвышались и исчезали, новая религия, несмотря на устрашающую оппозицию извне и внутренние опасности, тихо, но неуклонно укрепляла позиции, опираясь на несокрушимую силу истины, и постепенно проникала в саму плоть и кровь человечества.

Великий Августин говорит: «Христос явился людям ветшающего, приходящего в упадок мира, чтобы они могли через Него принять новую, полную молодости жизнь, в то время как все вокруг увядает».

ПРИМЕЧАНИЯ

Гиббон в своей знаменитой пятнадцатой главе объясняет быстрое распространение христианства в Римской империи пятью причинами: рвением первых христиан, верой в будущую награду и наказание, силой чудес, суровостью (чистотой) христианской морали и компактной церковной организацией. Но эти причины — сами по себе следствия причины, на которую Гиббон не обращает внимания, а именно: божественной истинности христианства, совершенства учения Христа и примера Христа. См. критику доктора Джона Генри Ньюмена (John Henry Newman, Grammar of Assent, 445 sq.) и доктора Джорджа II. Фишера (George P. Fisher, The Beginnings of Christianity, p. 543 sqq.). «Это рвение [первых христиан], — говорит Фишер, — было ревностной любовью к Личности и к Его служению; вера в грядущую жизнь вытекала из веры в Того, Кто умер, и снова воскрес, и вознесся на небеса; чудесные способности первых учеников сознательно связывались с тем же источником; чистота морали и братское единство, лежащие в основе церковных связей среди первых христиан, тоже были плодом их отношений со Христом и их общей любви к Нему. Победа христианства в Римском мире была победой Христа, Который вознесся, чтобы привлечь к Себе всех людей».

Леки (Lecky, Hist, of Europ. Morals, I. 412) смотрит глубже, чем Гиббон, и объясняет успех раннего христианства его внутренним превосходством и прекрасной адаптацией к нуждам периода древней Римской империи. «Среди этого движения, — пишет он, — христианство возвышалось, и нам нетрудно будет обнаружить причины его успеха. Никакая другая религия при таких обстоятельствах никогда не сочетала в себе столько мощных и притягательных моментов. В отличие от иудейской религии, она не была связана с какой–либо местностью и в равной мере подходила представителям любого народа и любого класса. В отличие от стоицизма, она сильнейшим образом затрагивала чувства и обладала всем очарованием богослужения, проникнутого сопереживанием. В отличие от египетской религии, она присоединила к своему неповторимому учению чистую и благородную этическую систему и доказала, что способна применить ее на практике. В момент развернувшегося повсеместно процесса общественного и национального слияния она провозглашала всеобщее братство людей. Среди разлагающего влияния философии и цивилизации она учила высшей святости любви. Для раба, который никогда не играл большой роли в религиозной жизни Рима, это была религия страдающих и угнетенных. Для философа это был одновременно отзвук высшей этики поздних стоиков и развитие лучших учений школы Платона. Для мира, жаждущего чудес, она предлагала историю, полную чудес не менее необычных, чем совершенные Аполлонием Тианским; иудеи и халдеи вряд ли могли тягаться с христианскими экзорцистами, и предания о постоянном совершении чудес распространялись среди последователей этой веры. Для мира, глубоко осознающего политический распад и с готовностью и нетерпением устремленного в будущее, она с будоражащей силой провозглашала скорое уничтожение земного шара — славу всех своих друзей и осуждение всех своих врагов. Для мира, которому приелось холодное и бесстрастное величие, осмысленное Катоном и воспетое Луканом, она предложила идеал сострадания и любви — идеал, призванный в течение веков привлекать к себе все величайшее и благороднейшее на земле, — Учителя, Который был тронут видом наших немощей и Который мог плакать над могилой Своего друга. Короче говоря, миру, терзаемому противоречивыми верованиями и враждующими друг с другом философскими системами, христианство предложило свое учение не как человеческий вымысел, но как божественное откровение, подтверждаемое не столько разумом, сколько верой. "Потому что сердцем веруют к праведности"[7]; "кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно"[8]; "если вы не верите, не поймете"; "истинно христианское сердце"; "богословами становятся от сердца", — эти выражения лучше всего передают суть изначального воздействия христианства на мир. Как все великие религии, христианство больше беспокоилось об образе чувств, чем об образе мыслей. Основной причиной успеха христианства было соответствие его учения духовной природе человечества. Христианство так глубоко укоренилось в сердцах людей именно потому, что оно точно соответствовало моральным переживаниям века, потому, что в идеале оно представляло тот высший тип совершенства, к которому стремились все люди, потому, что оно совпадало с их религиозными потребностями, целями и чувствами, и потому, что под его влиянием могла свободно распространяться и развиваться вся духовная сущность человека».