Да и привык я к ней. Она где-то часть оборудования…

А где-то, всё-таки — и меня.

— Что же делать?

— Есть вариант. Вернёмся в любой порт любой планеты, и приобретём нового андроида.

— Отличная идея, Мать. Только ждать полтора месяца! Или когда мы там долетим до ближайшего супермаркета?..

— На восьми световых — за пятьдесят три дня.

— Ну видишь — слишком долго. Да и опасно — вдруг там эта штука сбежит от нас в какого-нибудь… э-э… доступного андроида, да и затеряется в толпе. Ищи её потом!..

— Напоминаю: без переключения активатора на новый объект никто никуда не сбежит.

— Ладно. Хорошо… А… В самом крайнем случае: если нам придётся Иву… хм… э-э… деактивировать — чем это грозит нам? Эта штука… не переселится в… тебя?

— Я просчитала вероятность такого развития событий. Необходимость в «аварийном» уничтожении андроида — не более семнадцати процентов. «Вселение» в меня — менее одной тысячной процента, так как мои параметры не подходят к техническим данным изготовителя. У меня нет… э-э… соответствующих стимуляторов для мужских особей. — нет, она точно злорадствует потихоньку. А ещё мне нравится, как она называет самую обычную женскую задницу и сиськи — «стимулирующей» «мужских особей» штукой.

Нет, тут-то всё понятно: кому хочется терять пусть механическую, но индивидуальность.

Но, оказывается, Мать ещё не кончила с угрозами. Или попытками соблазнения:

— А если нашего андроида всё же придётся ликвидировать, то для продолжения работы устройства достаточно будет нового робота снова приблизить на метр к яйцу.

Помню, я тогда что-то ещё выяснял, спрашивал — что, да почему, да какие последствия, и как предотвратить… Мать мне талдычила про вероятность того, да сего… Ещё помню, в первый день так ни к чему и не пришли.

Осталось чувство неудовлетворённости. Ну, оно-то, наверное, знакомо каждому. Этакая скребущая дно души крыса. Особенно когда вот, вроде, вожделенная Вещь… Многообещающие перспективы… А не воспользуешься!

Ну, почти как с локтем: близок, да — не укусишь!

После очередной ночи, проведённой с Ивой, я всё же решился. Захотелось мне посмотреть: что же это за оружие такое для «деморализации» врага можно сделать из андроида женского пола.

Да и скучновато мне уже с ней стало: Ива как Ива, ни мычит, ни телится… Не захочешь — не предложит, не прикажешь — не развернётся… Где эти, мать их…

Задор и живость? Разнообразие ощущений? Опять же — поговорить…

Да и какой скраппер не ищет себе, как уже говорил, на … приключений! И не только в Космосе, а вообще — везде, где получится! Это, как говорится, у нас «в крови!»

Вот к утру я и надумал.

Правда, чтобы совесть потом не мучила, честно сказал Иве:

— Дорогая! Сегодня я собираюсь подключить к тебе новую личность. Ты… будешь по-другому смотреть на мир, и, возможно, на меня. И на наши отношения… — ну, или что-то в таком роде.

Ива девушка конкретная, не спросишь — не говорит. На моё предупреждение только кивнула. Дескать, «Поняла. Не возражаю». Да, собственно, роботы и не возражают. Прямо — как давешние рыбы. Их ловят — они молчат. Их жарят — ну, или на смертельно опасные миссии посылают! — они молчат. Вот поэтому в том числе я и…

После завтрака привёл я её в лабораторию, и подвёл на метр, и даже ближе, к яйцу. Яйцо как бы зажужжало, словно маленький трансформатор. Потом — затихло…

И — всё.

Ива стоит, как врытая, не шевелится. Я молчу, жду. Потом спрашиваю:

— Мать! Эта штуковина-то, похоже, не работает.

Мать говорит, с этакой лёгкой иронией и ненавязчивым сарказмом:

— Работает. Вот попробуй что-нибудь ей сказать. — и замолчала, как всегда, когда сердится.

— Ива, — говорю, — Помоги мне эти половинки перенести на склад, — и показываю на разрезанный первый ящик.

Будто подменили мою Иву. Смотрю и удивляюсь: словно очнулась — руки в боки, головку откинула, лицо ко мне повернула, и взор такой — прямо молнии мечет:

— Что?! Ты, здоровенный мужик, и хочешь меня — меня! — хрупкую и нежную женщину, использовать, словно я тягловая лошадь?! Да ты вообще всякий стыд потерял! Вон — проси Мать. Она тебе любую дурацкую железяку манипуляторами перенесёт в любой конец вашего чёртова летающего помойного ведра! А меня попрошу зря не трогать: у меня здесь свои обязанности! — и веско так на меня смотрит, — А если кое-кто хочет, чтобы я и дальше их исполняла… Пусть думает, что просит! — и тон такой… Реально сердитый! Отродясь не замечал!..

Я онемел. Мать, по-моему, тоже. Или, что вероятней — она просто предпочитала помалкивать: говорю же — она у меня умная. Пооткрывав рот, словно вот именно — рыба, спрашиваю:

— Мать… Это ОНО уже заработало?

Мать и слова вставить не успела, как Ива закричала:

— Да как ты смеешь?! Почему ты не обращаешься ко МНЕ! — Я же здесь! И я с тобой, между прочим, разговариваю! Ты и так меня достаточно унижал и третировал!

Меня проняло:

— Э-э!.. Хватит орать! Ты что, жена моя, что ли?

— Не смей со мной так разговаривать!!! Никакая я тебе не «Э-э»! У меня имя есть, между прочим!.. Да, я — ТВОЯ ЖЕНА! Хоть и гражданская, а Жена! Это и Гражданский Кодекс подтвердит! Ты живёшь со мной двадцать восемь лет! И за всё это время — только использовал! Ты меня — использовал! Ведь за все эти годы я от тебя слова доброго не слыхала! И это после того, что я для тебя всё это время делала! И вообще — хватит! Я требую уважения! Отныне не смей обращаться со мной, как с вещью — я всё-таки Женщина!

— Какая ты, к чертям собачим, Женщина?! — меня уже понесло. — Ты же не человек! Ты — чёртов робот! Женщины, между прочим, могут рожать! А ты — нет!

— Ну и что, что я не могу рожать?! Для этого есть выводковые камеры! — хм, тут она права, конечно. Выводковые камеры для ленивых и боящихся боли женщин, не желающих портить свою фигуру, и… все остальные важнейшие органы естественными родами, действительно, существуют. — А если ты о том, что я не могу забеременеть, то ты, ты… Грязная и мерзкая скотина! Свинья! Это подло и гнусно — тыкать мне в нос моей единственной бедой, несчастьем всей моей Жизни! Что я не смогу никогда родить тебе наследника — плоти от плоти твоей, носителя твоих ген!..

И это — ты! Человек, для которого я…

Тут