Когда они подъехали к дому, Соня замялась. Но потомрешительно вытащила кошелек.

– Не вздумай! – предупредил Лева.

– Но ты же этим живешь!

– Не волнуйся, я заработаю! И не верещи, я с тебя всеравно не возьму!

– Ну как хочешь… Тогда знаешь что? У меня возле работыесть симпатичное кафе. Я приглашаю тебя туда. Поужинаем как-нибудь.

– Нет, я за счет женщин по кабакам не хожу. И нечувствуй себя обязанной, очень тебя прошу. Я тебе непременно позвоню, и мычто-нибудь придумаем. Все.

– Договорились. Спасибо, Левка!

– На здоровье.

Соня чмокнула его в щеку и выскочила из машины.

Едва она взбежала на свой второй этаж, как дверь квартирыраспахнулась.

– Ну наконец-то! Сколько можно таскаться!

– Мама!

– Ты посмотри, на кого ты похожа! Пальто все в грязи!

– Подумаешь! Оно же кожаное, отмоется!

– Оно-то отмоется! А вот ты…

– А что – я? Я тоже отмоюсь!

– Не надо все понимать так буквально! Не все можноотмыть в ванной! Опять звонил твой мерзавец!

– Мамочка, тебе не надоело? – добродушнопроворчала Соня, стаскивая ботинки.

– Мне не может надоесть называть мерзавца мерзавцем! Неможет!

– Хорошо, пусть. Ну и что он сказал?

– Он ничего не говорил, он просто бросил трубку, когдауслышал мой голос.

– А может, это не он?

– Он, он! Знаю я его манеру! Он, если тебя нет, звонитрегулярно каждый час и швыряет трубку! Но я ему все выложила, что о нем думаю!

– Придется, наверное, купить сотовый телефон.

– Еще не хватало тратить деньги на этого мерзавца!Совсем дура. Ну как там Тата? – без всякого перехода спросила вдруг БертаЯковлевна.

– Жива.

– Господи, ну почему все нынешние мужчины такиемерзавцы?

– А раньше они не были мерзавцами? – улыбнулась Соня.

– Были. Но не все. А теперь все. Твой папа, например,мерзавцем не был. Но он так рано умер… Впрочем, может, поживи он еще, тоже сталбы мерзавцем.

– Мама!

– Что – мама? Что – мама? Просто я знаю жизнь. Вотличие от тебя! Кто тебя привез?

– Левак!

– Левак? И ты опять села вперед? Ну разве ты неидиотка? Сколько раз я тебе говорила!

– Мама, это был… Таткин сосед, который подрабатываетизвозом. Так что мне нечего было бояться.

– Все равно дура! Ты можешь себе представить, сегодняна Митковой был такой уродливый костюм! У нее в нем плечики такие узюсенькие,фу! Есть хочешь?

– Нет, мама, не хочу! Татка меня накормила.

– Значит, она и сама поела? Это хорошо… А то она впоследнее время располнела, наверное, думает, что Илья из-за этого ушел, итеперь, чего доброго, решит морить себя голодом. А сейчас ей нельзя этогоделать. Ей нужны силы. Да, еще Алиса звонила. Я сказала, что ты у Татки. Онатуда не звонила?

– Нет.

– Хорошая девочка. Молодец, но тоже дура. Хоть и спринципами. Даже еще дурее тебя. Ты по крайней мере с этим мерзавцем иногдаспишь, а у нее давно никого нет.

Соня с любовью смотрела на мать.

– Что ты на меня таращишься? Я хоть и стоматолог, новсе-таки врач, и знаю, что женщинам, к сожалению, нужны эти мерзавцы… Ладно, яиду спать! Мне завтра рано на работу.

Отделалась малой кровью, подумала Соня. Почему-то от встречис Левой у нее исправилось настроение. Хотя радоваться, собственно, нечему.Одинокий, безденежный мужик с дочкой в Америке, к тому же он никогда ей ненравился. И вряд ли понравится сейчас. И вовсе не в деньгах дело. Просто он такявно по этому поводу комплексует. Кстати, вполне возможно, он и не позвонит ей.Ну и пусть. А все равно приятно было встретить кого-то из той жизни,студенческой…

Лева Серафимович был старшим братом ее однокурсницы Леночки,удивительно милой и умной, которая в двадцать два года умерла от прозеванноговрачами воспаления легких. Левка прибился к их компании, когда они учились навтором курсе химфака МГУ. После смерти Леночки он некоторое время еще поинерции звонил иногда, а потом совсем пропал. И вот эта встреча… Что-топодсказывало Соне, что она будет иметь продолжение. Хотя зачем ей еще одинкомплексующий из-за потери статуса мужик? Хватит с нее и Славика. Но тем неменее в душе появилась какая-то теплая точка. Пока только точка – это нестрашно. И Соня спокойно уснула.

На следующий день она ждала звонка. Но Лева не объявился, ачерез неделю она уже перестала ждать. Это не было большим разочарованием, нет,просто еще одной крохотной зарубкой на сердце стало больше. Подумаешь, великаважность!

– Алиса Витольдовна, прошу вас, задержитесьнемного! – сказал директор телекомпании, когда закончилась очереднаяпланерка.

– Слушаю вас, Юрий Юрьевич.

– Алиса Витольдовна, голубушка, что это с вами?Создается впечатление, что вы буквально не выносите Воронина.

– Не выношу! – кивнула Алиса. – И,собственно, даже не намерена это скрывать.

– Простите меня, это что-то личное?

– Личное? – взвилась Алиса. – Боже менясохрани! Я просто не могу видеть этого бездельника! Он же только симулируетдеятельность! Я не хотела этого говорить, но вы сами спросили… – Алисанервно сжимала и разжимала пальцы сплетенных рук.

– Да, спросил, потому что мне не хочется дрязг искандалов. Я, безусловно, знаю, что Валентин Иванович не самый усердный труженик,но… Понимаете, когда иной раз бывает нужно… как говорится, дляпредставительства… он весьма полезен.

– Юрий Юрьевич, в моем департаменте не так многонароду, чтобы я могла держать человека с чисто декоративными функциями. Онполучает зарплату вдвое большую, чем Люся, а делает в пять раз меньше, чем она,и к тому же еще старается как-то ей напакостить, возложить на нееответственность за свои промахи и все в таком роде. Знаете, мне очень неприятенэтот разговор.

– Признаюсь, мне тоже. И я хочу спросить вас напрямик:вы требуете, чтобы я уволил его?

– Юрий Юрьевич, помилуйте, я ничего не требовала, ямолчала.

Юрий Юрьевич рассмеялся:

– Вы молчите так выразительно, что от вас буквальноискры сыплются. Алиса Витольдовна, голубушка, потерпите еще немножко, а? Этомоя личная просьба. Мне не хотелось бы его увольнять. Сейчас трудное время, унего все-таки семья… Но обещаю вам, через два месяца я вас от него избавлю.

– А что будет через два месяца?

– Через два месяца он отсюда уйдет. Слово дzжентльмена!