Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А он подкован! — рассмеялся Лохматый. — Уделай его, Рыба!
Крепыш подскочил к Жене и выкинул вперед руку с ножом. Но тот ушел в сторону и нанес ответный удар. Рыба тоже сумел уклониться.
Женя показал мастерское владение ножом. От второго и третьего ударов Рыба уйти не смог. Лезвие ножа по касательной два раза распорола ему кожу на груди. Рубаха пропиталась кровью.
— Э-э, ты черт! — удивленно посмотрел на Женю Лохматый и сам схватился за нож.
Теперь Женя должен был противостоять сразу двум противникам. Лохматый умел обращаться с ножом, и Рыба все еще твердо стоял на ногах — Жене грозила верная смерть.
Женя яростно оборонялся. Но они вместе уверенно зажимали его в угол. Он извернулся, удачно поднырнул под руку Лохматому и всадил нож ему в ногу. И тут же отскочил назад.
Но Лохматого это не остановило. Только еще больше разозлило. Не обращая внимания на рану, он упорно пробивался к цели. Еще немного, и Жене придет конец.
— Ша, Лохматый! Стопори грабли! — послышался вдруг чей-то властный окрик.
Лохматый и Рыба замерли на месте как привороженные. Остановился и Женя. Он с интересом смотрел на приближающегося к ним человека.
В дорогом костюме-тройке, с тросточкой в руке и шляпой на голове, его можно было принять за какого-нибудь профессора. Только очков не хватало. Лицо его показалось Жене знакомым. Да это же «гражданин Оверцев»! Так его, кажется, именовали менты.
— Двое на одного. Не нравится мне такой расклад…
Лохматый под его взглядом стал вдруг мягче пластилина. Значит, большая шишка в воровском мире этот «гражданин Оверцев»…
— Что не поделили? — спросил он.
— Да так, фраер тут возбухал…
— Фраер? Этот, что ли? — кивнул он на Женю.
— Ну да…
— Ничего себе фраер. Как он вас красиво раскрасил. Ты узнаешь меня, пацан? — Он повернулся к Жене.
— Как не узнать… — недрогнувшим голосом ответил тот.
— И я тебя узнал… Это ты мента с «лопатником» моим кинул?
— Почему твоим? Я первый на тот бумажник глаз положил…
«Гражданин Оверцев» внимательно всматривался ему в глаза. Как будто что-то в них искал. После затянувшейся паузы сказал:
— А ты нравишься мне, пацан. Есть в тебе кость… Я перед тобой в долгу…
— Так это он ментов обул? — восхищенно протянул Рыба. — Не хило…
— А ты на него пику дрочишь…
— Да не знал я этого, Цирюльник. Гадом буду, не знал…
* * *
Николай Геннадьевич Оверцев, он же вор в законе Цирюльник, с малых лет промышлял по чужим карманам. «Звездохваты» всегда принадлежали к элите воровского мира. Они котировались не меньше, чем «медвежатники», взломщики сейфов. Ведь это только на первый взгляд кажется, что вытащить кошелек и бумажник легче, чем взломать сейф. Тут нужна фантастическая ловкость рук, да еще особый нюх на опасность.
Таким нюхом Цирюльник обладал. Но менты его все же обхитрили. Ловко выпасли его, повязали с поличным. Ему светил срок. Зона — его второй дом, там он хозяин. Но все же хотелось бы еще хоть немного погулять на свободе. АН нет, не получалось. И «лопатник» с его пальчиками у ментов, и понятые, и протокол изъятия. Не отвертеться. И вдруг оказалось, что главной-то улики у ментов и нет. Потеряли они бумажник. Но это они так думали. А Николай Геннадьевич хорошо помнил, как заговорщически подмигнул ему какой-то незнакомый пацан. Прилично одетый, ухоженный, с невинным выражением лица, он совсем не похож был на вора. Но это ведь и должно так быть. Как же ты вытащишь у человека кошелек, если от тебя за версту несет уголовщиной? Да от тебя люди будут шарахаться как черт от ладана…
Короче, отпустили менты Цирюльника за отсутствием состава преступления.
А сегодня в кабаке он увидел этого пацана. С Лохматым он схлестнулся. За ресторан двинули выяснять отношения. Видно, девку не поделили. Идиоты!
Цирюльник направился вслед за ними. Видел, как пацан наказал Рыбу. Стойко держался он и дальше, когда Рыба и Лохматый навалились на него вдвоем. Лохматому даже кровь пустил. Но и его вот-вот должны были «покрасить». Отлично управляется он с ножом. Но Лохматый и Рыба тоже не лыком шиты.
Пришлось вступиться за него.
А пацан не только на руку крепкий. Чувствуется в нем стальной стержень внутри. Сам Цирюльник с ранних лет был таким. До вора в законе дорос. Всю блатоту тригорскую в кулаке держит. Все перед ним как по струнке ходят. Его слово здесь закон…
— Ты, Лохматый, и ты, Рыба, давайте в тачку и на хату. Раны зализывайте…
— Базара нет, Цирюльник, — покосился на пацана Лохматый.
— Я на тебя не в обиде, — прижимая рубаху к израненной груди, сказал ему Рыба.
Пацан оставался спокойным как удав. Железная выдержка. Далеко пойдет, если не остановят…
— И много «капусты» в моем «лопатнике» ты обнаружил? — спросил его Цирюльник, когда Лохматый и Рыба исчезли.
— Пусть будет в твоем… Это не важно, — с достоинством ответил он. — Сотня и три червонца…
— Негусто…
— Но и не пусто… Если ты не против, давай их вместе в ресторане просадим…
Предложение Цирюльнику понравилось.
* * *
Когда Женя и Цирюльник возвратились в ресторан, Лены там уже не было. То ли с Лохматым ушла, то ли сама по себе.
Но они встретились на следующий день. Она вошла к нему в комнату, когда родители были на работе. В коротком до самых трусиков платье, в босоножках на высоком каблуке, с распущенными волосами, припудренная и накрашенная, она казалась ему неотразимой.
Он сидел за учебниками, готовился к экзаменам. Он не изменил своему правилу даже сегодня, когда голова раскалывалась после вчерашней пьянки с Цирюльником.
Они почти не разговаривали. Так, обменивались общими фразами. Оба оказались не из породы говорливых. Цирюльник с интересом смотрел на него. Сказал, что Женя чем-то напоминает его в молодости. А еще наблюдал за ним, смотрел, как он держится во хмелю. С собой, что ли, сравнивал. Ну а он держал марку. И додержался. Когда он прощался с ним, все вроде было ничего. Но как только тот ушел, Женю развезло. Такси кое-как поймал, чуть салон не облевал. Но ничего, сегодня не умирает, хотя и плоховато…
— Ты это серьезно? — спросила она, кивнув на книги.
— Не понял. — Он действительно не понял, что она хотела сказать.
— Зачем тебе все это?
— Ученье — свет… В институт буду поступать…
— Зачем тебе институт? Ты же вор…
Она сказала это не с презрением. Напротив, в ее голосе звучало почтение, даже преклонение перед его персоной. Она привыкла уважать воров. И оказалось, что Женя был одним из них.