этом деле громадный политический капитал (как оно потом и случилось в действительности).

Этого боялись, пожалуй, больше всего. Когда «Красин» спас всех потерпевших, американские газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» и «Сан», сообщив о самом спасении и прокомментировав его, не назвали спасителей.

Не ожидая ответа, комитет сразу приступил к организации поисковых работ. Единственное готовое в ту пору к немедленному отплытию судно «Персей» (обычный деревянный корабль, имевший лишь несколько укрепленную дубовой обшивкой носовую часть да паровую машину в 250 лошадиных сил) сразу вышло из Мурманска в море. Команде поручили обследование морской зоны от Земли Франца-Иосифа до Новой Земли.

Вместе с этим без промедления началась подготовка ледокольных пароходов «Малыгин» и «Седов» для участия в более основательных поисках.

12 июня «Малыгин» из Архангельска отправился к западным берегам Новой Земли. Одновременно развернулось бешеное по темпам снаряжение самого мощного в мире ледокола «Красин».

К тому времени «Читта ди Милано» установила связь с Нобиле и его группой (после того, как наш радиолюбитель-коротковолновик Николай Шмидт поймал сигналы аварийного передатчика «Италии»). И советский план розысков оформился окончательно.

Были определены два района поисков — восточный и западный. В первом из них «Малыгину» предстояло возможно дальше пройти во льдах на север восточнее Шпицбергена и оттуда, используя самолет, выйти на группу Нобиле. Этот отряд возглавил известный полярник В. Ю. Визе, участник экспедиции Г. Седова. Судном командовал Д. Т. Чертков. Руководил летной группой опытнейший полярный пилот М. С. Бабушкин.

Поиск северо-западнее Шпицбергена предстояло осуществить «Красину».

Подвиг «Красина» начался у причалов Ленинградского порта, точнее, у угольной пристани, куда его отбуксировали к вечеру 12 июня.

То был действительно подвиг, ибо ледокол уже полтора года находился на консервации и команда составляла лишь четвертую часть необходимого для плавания состава.

Для снаряжения «Красина» комитет установил невероятный срок — трое суток.

За эти дни предстояло полностью укомплектовать команду и погрузить на судно все, что требуется для 136 человек (именно столько оказалось на борту судна, когда оно отправилось в поход) из расчета на год.

А что нужно? Буквально все: продовольствие, одежда, обувь, научное оборудование, полярное снаряжение, оружие и даже канцелярские принадлежности. Кроме того, пресная вода — почти 800 тонн, 2500 тонн угля, трехмоторный самолет «Юг-1» с разнообразным авиаимуществом, еще тысяча и один предмет.

Экспедицией на «Красине» руководила специальная тройка — Р. Л. Самойлович, его заместитель и комиссар П. Ю. Орас и Б. Г. Чухновский, начальник летной части экспедиции. Командовал судном капитан Карл Эгги.

«Я должен лететь, доктор!»

В то время, когда комитет развертывал спасательные операции, Борис Чухновский находился в московском военном госпитале. Он давно уже себя плохо чувствовал, особенно в воздухе. Будучи в Севастополе[4] заболел. С диагнозом «аппендицит» его отправили в Москву.

В госпитале Борис лежал около недели, готовясь к операции, которую должен был делать известный военный хирург П. Мандрыка. Отсюда Чухновский по телефону связывался с редакцией «Известий» и получал подробную информацию обо всем, что происходило вокруг экспедиции Нобиле. Напористый корреспондент этой газеты А. Гарри ухитрился даже проинтервьюировать его по телефону, интересовался, что он думает о судьбе исчезнувшего дирижабля.

В тот самый день, когда Чухновскому предстояла операция, Советский комитет назначил Бориса руководителем летной группы на «Малыгине», который, можно сказать, уже разводил пары в Архангельске. И в этот же день включенный в экипаж Бориса в качестве летчика-наблюдателя Анатолий Алексеев, сослуживец Чухновского по Черноморскому флоту, явился к Мандрыке, имея с собой приказ комитета.

— Трудную задачу задали вы мне, дружище, — проговорил хирург, глядя то на приказ, то на богатыря летнаба, одетого в белую летнюю военную форму. — Этот приказ не для меня, вы понимаете. Ваш Чухновский болен, нуждается в операции, и никакой приказ никакого комитета не может сделать его здоровым…

Мандрыка задумался.

— С другой стороны, — медленно продолжал он, — ваш Чухновский — классный авиатор. Таких у нас, может, раз-два и обчелся. Это даже мне известно. Наслышан. А дело не шуточное. Словом, подождите полчаса. Попытаюсь я с самим аппендиксом больного до чего-нибудь дотолковаться.

Борис, худой всегда, после недельного постельного режима и предоперационной диеты казался совсем исхудавшим. Больничный халат висел на нем.

— По глазам вижу, что вы уже в курсе — по вашу душу тут явились. А что с вами делать — ума не приложу…

— Я должен лететь, доктор! Я же…

— Должен, должен… — прервал Мандрыка. — Я и сам знаю, что должен. А знает ли об этом ваша слепая кишка? Ложитесь-ка, я с ней потолкую.

Своими сильными пальцами врач долго ощупывал тело летчика, и тому казалось, что осмотру не будет конца.

— Ладно, — сказал наконец Мандрыка, — рискнем. Судя по всему, аппендицит у вас хронический. Будете диету блюсти, — может быть, обойдется и без операции. Одевайтесь!

Пока Борис одевался, доктор наставлял его насчет диеты. А провожая, обнял летчика за плечи и пожелал на прощание:

— Ну, ни пуха ни пера! Найдете там этих бедолаг— скажите им, что на Руси есть хорошая пословица: не в свои сани не садись. Можете прямо от моего имени. А вернетесь — сразу сюда, прямо на стол, и никаких разговоров. Не то рапорт самому наркомвоенмору…

— Есть, — засмеялся Чухновский. — Насчет саней — это вы точно. При случае передам. Спасибо вам за все.

Чухновский и Алексеев прямым ходом направились в комитет. Вечером они выехали в Ленинград.

Сначала предполагалось так: Чухновский готовит в Ленинграде самолет, вылетает в Архангельск, грузится на «Малыгин» и идет вместе с ним для поисков в районе Новой Земли. Когда стали известны координаты Нобиле и определились два направления поисков, Чухновского назначили на «Красин». С 11 июня вместе с Самойловичем, Орасом и Эгги он завертелся в том невероятном круговороте, который называется снаряжением ледокола в далекий, долгий и трудный рейс.

Что требовалось для летной части экспедиции?

Надежный во всех отношениях экипаж. Летчиков Борис пригласил сам. Он их хорошо знал по службе на Черном море и мог положиться на них как на самого себя. Это — второй пилот Георгий Александрович Страубе, сразу же окрещенный на ледоколе Джонни. Самый молодой член экипажа, он имел 26 лет от роду. С виду казался и того моложе. Отличался живостью, подвижностью, веселым нравом, любил подшутить над товарищами, хотя меньше ценил шутки в свой адрес. Дело знал отменно.

Летчик-наблюдатель и радист Анатолий Дмитриевич Алексеев невозмутим в любой обстановке. Столь же невозмутимым он был в различных дружеских розыгрышах, в коих неизменно выступал талантливым организатором. Не раз летал с Борисом на Черном море.

Что касается двух бортмехаников — Андрея Степановича Шелагина и Владимира Михайловича Федотова, которых командировал Балтийский