9 сентября 1505 г. шведам стало известно, что датские послы магистр Дэвид (mester Dawith) и некий «Масс Рефюль» (Mass Raeffuel), направившиеся в Россию с дипломатической миссией, прибыли в Нарву[78]. С этого времени любые передвижения по Балтике датских кораблей отслеживались также и ганзейцами.

После смерти в 1505 г. великого князя и государя Ивана III Васильевича датскому правительству короля Георга необходимо было приложить усилия для возобновления договора с Москвой, поскольку прежнее соглашение от 1493 г. считалось утратившим силу, как заключенное при прежнем правителе.

Через 8 месяцев после смерти Ивана III взявший бразды правления его сын Василий 17 июля 1506 г. известил датского короля Ганса о смерти отца (genitor noster migrauit in Domino). В послании московский государь выразил желание заключить «дружбу и братство на тех же условиях, на каких Вы с отцом нашим имели, для чего и отправляем к Вам вместе с Вашими послами посла нашего Истому»[79].

Текст этой грамоты нам известен по публикации в «Собрании государственных грамот и договоров» по копии, сделанной в первой трети XIX в. директором Копенгагенского королевского архива Иоганном Торкелином[80]. Однако при сличении со списком, хранящемся в Датском архиве, обнаруживается, что в XIX в. при копировании было сделано несколько ошибок[81], из-за чего некоторые исследователи ошибочно считали, что миссия Истомы состоялась в 1507 г. вместо 1506 г. Подобные ошибки допущены и в упомянутых публикациях ответной грамоты: неправильно передано имя русского посла: Ystonia, Yscania, — кроме того, в издании «Собрания государственных грамот и договоров» источник почему-то ошибочно датирован 1505 г.[82] Но самое интересное в этой ситуации то, что неправильное прочтение имени посланника в историографии привело к парадоксальному выводу. Так, датский историк Микаэль Венге отмечает, что в 1506 г. Василий III «отправил в Данию своего посланника Истонию для подтверждения договора — предприятие довольно-таки провокационное, ибо Эстония входила в состав Ливонского Ордена и издавна была в сфере интересов Дании»[83]. Дело в том, что в публикации списка грамоты, сделанного секретарем Копенгагенского королевского архива Иоганном Торкелином, допущена ошибка — имя русского дипломата передано как Yschonia и Yscania (а в публикации Э. Гронблада — Ysthonia) вместо Ystoma и Ysthoma, как в списке из Датского государственного архива. Как видим, имя русского посланника Истомы под пером историка невольно обратилось в политическую провокацию.

Кроме этого, сравнение текстов трактатов позволяет пересмотреть устоявшееся мнение (основанное на утверждении А. Н. Казаковой), что «договор 1506 г. повторял договор 1493 г. за одним исключением: в договоре 1506 г. отсутствовала имевшаяся в договоре 1493 г. статья об обязательстве датского короля оказывать помощь великому князю московскому против его «недруга» — великого князя литовского»[84]. Исследователи часто игнорируют тот факт, что текст договора 1506 г. сохранился только в первом черновом датском варианте, причем для его составления был использован полный текст прежнего соглашения 1493 г., в котором лишь заменены имена московских государей (Ивана на Василия) и шведских мятежников (Стена Стуре на Сванте Стуре). Причем и в тексте 1506 г. пункт о выступлении против великого князя Литовского без изменений был взят из договора 1493 г., в том числе и фраза «…также мы будем вместе с братом нашим, по возможности своей, против нашего врага, великого князя Литовского, в правде, без всякого обмана»[85]. По сути дела, это была формальность, которая не обязывала выступить против Литвы, так как условия не были оговорены. Фраза «по возможности своей» (quantum nobis possibile est) весьма расплывчатая, чтобы говорить о конкретных обязательствах датского короля.

В описи 62-го ящика Царского архива упоминается «список с грамоты с докончальные, какова послана грамота к датцкому королю Ивану, с золотою печатью, с Дмитреем Ласкиревым (выделено мной — А. Л.)»[86], что свидетельствует о ратификации договора российской стороной.

В том же 1506 г. король Ганс извещал великого государя, что он информировал русского посла по имени Власий о большом мятеже в Швеции[87]. В этом же письме король сообщал, что в Москве есть финн с именем Сивар, образованный человек, много лет находившийся в неволе, который мог быть полезен с посланником Георгом в качестве толмача[88].