— А я что делала?

— Да ладно, Ирка, не шуми, я просто так это сказала. Я вообще в картах ничего не соображаю, в дурака и то забыла, как играть, а ты расшумелась. Иди ко мне, моя дуреха, я же по тебе соскучилась… Эх, ты моя, взбалмошная… Пупсик ты мой…

Родственницы обнялись и затихли. Я сидел и молчал, глядя на них. Трогательная картина.

— Ладно, хватит! — вдруг дернулась тетя Поля, и я заметил, как она украдкой смахнула слезу. — Спать пора, а то Санек вон уже зевает. Я вам здесь постелю, в зале, на диване и на полу, а там, поди, сами разберетесь, кто где ляжет, — тетка хитро блеснула глазами, — а я уж в спальне…

Я лег на полу, мама на диване. Тетя Поля покряхтела, покряхтела, что-то бормоча, и скоро затихла.

— Ну как тебе тетка? — тихо спросила мама.

— Интересная женщина… правда, грубоватая, матерится много, — осторожно сказал я.

— Она добрая, я у нее по молодости часто бывала. Она же в сталинские времена на Колыму была сослана, там лет десять прожила.

— И за что ее?

— А вот за язык, за ее прямоту… Сашенька, ты хочешь спать?.. И мне тоже не хочется. Можно, я лягу с тобой… рядом, чтобы не шуметь, так хочется поговорить.

Мама легла рядом. Я почувствовал запах ее волос, жар ее тела. Мне почему-то стало не спокойно. Я вдруг отчетливо услышал удары собственного сердца. И какая-то тревога охватила мою душу.

— Сашенька, ты сильно переживаешь из-за Лены? — шепотом спросила мама, повернувшись ко мне боком.

— Да нет, — сказал я, с трудом вытолкнув слова.

— И правильно. Тебе обязательно надо переспать с другой женщиной, чтобы легче стало.

— Да мне и так не трудно.

— Нет, Саша, это ты поймешь тогда, когда … с другой женщиной…

— Так у меня кроме Лены и никого нет… не было… пока…

— Саша, а я… я же тебя люблю… ты мне так Родю напоминаешь…

— Так вы… ты… мама Лены…

— Ну и что… я же женщина… а-а, тебя смущает разница в возрасте?.. глупенький!.. А ты знаешь, что у Шекспира в 16 лет была любовница в возрасте 53 года! Да, у самой тети Поли муж был моложе на 14 лет, — говорила возбужденно мама, придвинувшись ко мне, — глупенький мой, глупенький…

Мама прижалась ко мне и начала осторожно гладить мою голову. Ее руки, нежные и ласковые, мягко поползли ладонями по моему телу, а вслед за ними и мои мурашки.

— Ты что, замерз? — удивилась мама. — Подожди, я сейчас.

Она быстро встала и зашлепала на кухню. Я лежал не живой не мертвый. Мой разум боролся с моей плотью, прихоть которой так бурно среагировала на женское тело. Да, мама была женщиной, и этот факт моя необузданная плоть осознала вперед моего разума. Боже мой, что делать? Как это возможно? Я нащупал свои брюки и уже вскочил, чтобы одеть их и постыдно бежать сломя голову, как появилась мама.

— Сашенька, ты куда? — ласково пропела она, неся бокал.

— Я… в туалет…, — растерялся я, — что-то живот… того…

— Болит?

— Да… что-то…

— Тогда это кстати, на, мой сладенький, выпей… Пей-пей, это бальзам, очень вкусный и полезный. Здесь редкие травы и ягоды, настоянные на спирте, тебе поможет.

Я сделал несколько маленьких глотков и мне, правда, понравилось. Я забыл про живот, и меня вдруг обуяла уверенность.

— Ну, как, вкусно?.. Легче стало? — спросила мама, внимательно наблюдая за мной. — Сашенька, а мне дай попробовать!

Мама немного пригубила и опять вернула мне.

— Допивай все остальное, а я пока схожу в ванную.

Она ушла. Скоро зашумела водопроводная вода. Я допил и поставил бокал на столик. Меня охватили смутные сомнения. Я начал терзаться. Тепло, возникшее в моем животе, быстро распространялось по всему телу. До моей головы вместе с теплом доходил легкий приятный дурман, а внизу, словно гриб, вырастал… о, Боже, я нащупал рукой и мне стало неловко. Пока я боролся с самим собой, как опять появилась мама.

— Сашенька, сходи тоже. Там увидишь большое цветастое полотенце, оно свежее. Иди, мой хороший, я жду тебя.

Она дотянулась до моих губ и чмокнула меня, и я, оттопыренный, послушно пошел в ванную.

Я дрожал уже всем телом, когда возвращался обратно запахнутый полотенцем.

— Иди, иди, мой милый! Я жду тебя! — страстно звала она меня, протянув навстречу руки, и я оказался в ее жарких объятиях…

СЕМЕЙНЫЙ ДОГОВОР

Моя жена работает в школе учителем английского языка. У них был вечер, посвящённый дню учителя. Я в это время был занят производственными делами и пришёл домой поздно вечером. Открыв входную дверь, я услышал заунывную трогательную песню неизвестного мне исполнителя, который страдал и давил на психику:

«В шумном зале ресторана,

Средь веселья и обмана,

Пристань загулявшего поэта.

Возле столика напротив

Ты сидишь вполоборота,

Вся в луче ночного света.

Так само случилось вдруг,

Что слова сорвались с губ.

Закружило голову хмельную.

Ах, какая женщина, какая женщина!

Мне б такую!..»

Я прошёл в зал. Спиной ко мне неподвижно сидела задумчивая жена и слушала кассетный магнитофон. Оказавшись рядом, я увидел полные слёз глаза. Они у неё загадочно блестели, а на губах блуждала романтическая счастливая улыбка.

— Привет! — сказал я, не совсем понимая, что с ней. — Тебя кто-то обидел? Или что-то случилось? — спросил я.

Она никак не прореагировала, а продолжала всё также молча сидеть и слушать страдания. Я выключил магнитофон. Она вздрогнула и посмотрела на меня.

— Он для меня исполнял эту песню… понимаешь, для меня… вот так наклонился к самому уху и прошептал: эту песню я посвящаю тебе! — бессвязно и трогательным дрожащим голосом выдавила жена, вытирая рукой слёзы.

— Кто? — не понял я. — Этот певец? Вы что, ансамбль в школу приглашали?

— Нет… Серёжа… наш охранник… он бывший учитель литературы и русского языка… сейчас работает охранником, сам играет на гитаре и сочиняет стихи… Вот он и пел эту песню для меня, и все видели и завидовали мне, что у меня есть муж и любовник…

— А он что, твой любовник? — удивился я.

— Нет… но все так думают, а мне приятно… Ты же знаешь у нас в основном коллектив женский, а он выбрал среди всех именно меня… Мне так приятно! — романтично сказала жена, и у неё ожили, лихорадочно заблестев, глаза.

— Дааа… Вот это новость! — вслух выразил я удивление. — Ну, давай я тебе буду петь эту песню хоть каждый день, для этого даже выучу наизусть слова, —